I. Big Brother Watch и другие против Великобритании (Big Brother Watch and Others v. The United Kingdom), жалобы №58170/13, 62322/14 и 24960/15
Решение от 13 Сентября 2018 года
Дело касается нарушения режима тайного наблюдения, включая массовые перехваты внешних сообщений (ч. 1 ст. 8 Конвенции), и недостаточной защиты журналистских материалов в рамках электронных систем наблюдения (ч. 1 ст. 10).
Заявителями являются несколько компаний, благотворительных организаций и отдельных лиц, подавших в Суд три жалобы на масштабы электронного наблюдения, осуществляемого правительством Великобритании.
A. Предыстория
В 2013 году Эдвард Сноуден обнародовал информацию о том, что разведывательное агентство Великобритании GCHQ использовало программу массового наблюдения и перехвата сообщений и коммуникации, известную как TEMPORA. Разведывательные службы Великобритании также получали данные от двух других программ наблюдения и массового перехвата, а именно PRISM и UPSTREAM, управляемых агентством национальной безопасности США (NSA).
B. Статья 8 Конвенции «Право на уважение частной и семейной жизни»
I. Общие принципы, касающиеся тайного наблюдения, в том числе перехват сообщений.
В практике ЕСПЧ о перехвате сообщений в ходе уголовного расследования были разработаны следующие шесть минимальных требований, которые должны быть установлены в законе во избежание злоупотреблений властью: характер преступлений, которые могут привести к выдаче ордера на перехват информации; определение категорий лиц, чьи сообщения подлежат перехвату; ограничение продолжительности перехвата информации; порядок рассмотрения, использования, учета и хранения полученных данных; меры предосторожности, которые должны быть приняты при передаче данных другим лицам; и обстоятельства, при которых перехваченные данные могут или должны быть удалены или уничтожены.
В деле Роман Захаров против России (Roman Zakharov v. Russia) Суд подтвердил, что эти шесть минимальных требований применяются и в случаях, когда перехват осуществляется по соображениям национальной безопасности.
i. Применяемые критерии
Суд отклонил аргумент заявителей о том, что шесть минимальные требований должны быть дополнены требованием о наличии объективных доказательств для обоснованного подозрения в отношении лиц, данные о которых разыскиваются, и последующим уведомлением этих лиц.
Суд отметил, что массовый перехват информации является ценным средством достижения законных целей, особенно с учетом нынешнего уровня угрозы как со стороны глобального терроризма, так и со стороны серьезных преступлений. Массовый перехват по определению является нецелевым, и требование «разумного подозрения» сделало бы невозможным функционирование системы. Аналогичным образом, требование о “последующем уведомлении” предполагает наличие четко определенных целей наблюдения, чего просто не может быть в режиме массового перехвата.
Суд рассматривал обоснование вмешательств путем ссылки на шесть минимальных требований, с учётом дополнительных факторов, которые он определил в деле Роман Захаров против России (Roman Zakharov v. Russia [GC], no. 47143/06, § 171, ECHR 2015).
ii. Сфера применения секретных средств наблюдения.
Суд счел, что разведывательные службы Соединенного Королевства добросовестно отнеслись к своим обязательствам по Конвенции и не злоупотребляли своими полномочиями по Закону о регламентации следственных полномочий (Regulation on Investigatory Powers Act, далее — RIPA). Тем не менее, изучение этих полномочий выявило два основных фактора, вызывающих озабоченность: во-первых, отсутствие надзора за всем процессом отбора информации, включая отбор носителей для перехвата, отбор и критерии поиска для фильтрации перехваченных сообщений, а также отбор материалов для изучения аналитиком; и во-вторых, отсутствие каких-либо реальных гарантий, применимых к выбору соответствующих коммуникационных данных для изучения. Учитывая эти недостатки, суд установил, что режим, установленный RIPA, не соответствует принципу “качества закона” и требованию не допускать “вмешательства”, что было “необходимым в демократическом обществе”.
iii. Вывод ЕСПЧ
На основании вышеизложенного ЕСПЧ пришел к выводу о том, что имелось место нарушение статьи 8 Конвенции.
II. Режим обмена разведданными
Впервые в практике ЕСПЧ суду было предложено рассмотреть вопрос о соблюдении Конвенции в ситуации с обменом разведданными. Вмешательство в данном случае не было вызвано самим фактом перехвата сообщений, а заключалось в получении перехваченных материалов и последующем хранении, изучении и использовании разведывательными службами государства-ответчика. Обстоятельства, при которых материалы для перехвата могут запрашиваться у иностранных разведывательных служб, должны быть изложены во внутреннем законодательстве во избежание злоупотреблений властью.
Суд счел, что в законе имеется основание для запроса разведывательных данных у иностранных разведывательных органов и что этот закон преследует законные цели. Суд не нашел никаких факторов, которые свидетельствовали бы о каких-либо существенных недостатках в применении и функционировании системы обмена разведданными.
Решение ЕСПЧ
На основании вышеизложенного Суд пришел к выводу о том, что факт обмена разведданными не является нарушением статьи 8 Конвенции.
С. Статья 10 Конвенции «Свобода выражения мнения»
Заявители по второму из объединенных дел, журналист и организация по сбору новостей, подали жалобу на вмешательство в конфиденциальные журналистские материалы, вызванное действием как режимов, установленных определёнными законодательными актами Великобритании.
Меры наблюдения, предусмотренные законодательство Великобритании, не были направлены конкретно на наблюдение за журналистами или раскрытие журналистских источников. Суд отметил, что сам по себе перехват соответствующих сообщений не может квалифицироваться как особо серьезное вмешательство в свободу выражения мнения. Однако, вмешательство становится более серьезным, если эти сообщения отбираются для экспертизы. Такое вмешательство будет обосновано только в случае, когда дело касается “важнейших интересов общества”.
По мнению Суда, особую озабоченность вызывает отсутствие в законе требований, ограничивающих полномочия разведывательных служб по поиску конфиденциальных журналистских или иных материалов (например, путем использования адреса электронной почты журналиста в качестве селектора), а также требования к аналитикам при отборе материалов для изучения уделять особое внимание вопросу о том, были или могут ли быть задействованы такие материалы.
Решение ЕСПЧ
Учитывая потенциальное негативное влияние, которое любое предположительное вмешательство в конфиденциальность обмена сообщениями может оказывать на свободу прессы, и при отсутствии каких-либо опубликованных соглашений, ограничивающих возможности спецслужб в поиске и изучения таких материалов, Суд признал, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
II. Дело Касат против Турции (Kasat v. Turkey) жалоба 61541/09
Решение от 11 сентября 2018 года
Дело касается жалобы, поданной гражданином, который проходил воинскую службу в вооруженных силах Турции.
А. Обстоятельства дела
Заявитель не поставил военное командование в известность о наличии у него каких-либо заболеваний и был признан пригодным для прохождения воинской службы. Во время несения службы у него возникли боли в спине, впоследствии ему диагностировали сколиоз. После операции он был освобожден от службы по состоянию здоровья и признан нетрудоспособным на 55%.
Полагаясь на статью 8 Конвенции, Заявитель подал жалобу в ЕСПЧ, утверждая, что военное командование было ответственно за ухудшение его здоровья и признание его нетрудоспособным.
Как отметил Суд, по смыслу статьи 8 Конвенции, военное командование обязано удостовериться, что состояние здоровья призывников соответствуют тем условиям, в которых им предстоит служить. Перед начало тренировок в отношении Заявителя проводился общий медицинский осмотр, по результатам которого Заявитель был признан пригодным для несения воинской службы.
Согласно отчетам, содержащимся в деле, первоначального медицинского осмотра могло быть недостаточно для того, чтобы диагностировать сколиоз, в особенности учитывая тот факт, что Заявитель не упоминал ни о каких симптомах и проблемах с позвоночником. При этом в соответствии с регламентом, в случае наличия у призывника сколиоза, он должен быть признан негодным для прохождения воинской службы.
В. Позиция и выводы ЕСПЧ
По мнению суда, в случае отсутствия явных признаков физического недостатка, было бы излишним надеяться на то, что государство проведет более детальный медицинский осмотр, чем предписано правилами Вооруженных Сил относительно физической пригодности призывников. Было бы также чрезмерным требовать от властей проведения особых медицинских тестов для каждого призывника на основании возможности обнаружения у него заболевания.
Более того, Суд пришел к выводу о том, что военное командование нельзя было упрекнуть в отсутствии добросовестности, так как они своевременно и надлежащим образом отреагировали на возникшие у Заявителя проблемы. Заявитель был госпитализирован и прооперирован за счет государственных средств. В заключение, не было установлено связи между несением воинской службы и существованием сколиоза у Заявителя, равно как и осложнения его состояния.
C. Решение ЕСПЧ
На основании вышеизложенного Суд пришел к выводу о том, что статья 8 Конвенции нарушена не была.
См. также: Álvarez Ramón v. Spain (dec.), 51192/99, 3 July 2001; Lütfi Demirci and Others v. Turkey, 28809/05, 2 March 2010, Information Note 128.
III. Дело Янсен против Норвегии (Jansen v. Norway) жалоба № 2822/16
Решение от 6 сентября 2018 г.
Заявитель Б. Янсен является гражданкой Норвегии, родилась в 1992 году и в настоящее время проживает в Осло.
Опираясь на статью 8 Конвенции (уважение частной и семейной жизни), Заявитель обратилась в ЕСПЧ с жалобой, утверждая, что запрет на контакт с А. нарушает ее право на уважение семейной жизни.
A. Фактические обстоятельства дела
А., 2011 года рождения, является дочерью Заявителя и Y., которые не состоят в браке и не проживают вместе.
На момент рождения А. заявительница проживала с родителями, которые являются норвежскими цыганами. Вскоре после рождения ребенка, отец заявительницы выгнал ее и А. из дома, в результате чего они были вынуждены обратиться в центр социальной помощи. Через непродолжительное время, Заявитель с ребенком вернулись домой, однако были вынуждены вновь вернуться в центр социальной помощи из-за агрессивного поведения отца Заявителя. В это время отец Заявителя напал с ножом на соседей, которые, по его мнению, помогли Заявителю переехать в центр социальной помощи, где она с А. оставались вплоть до февраля 2012 года, после чего они вновь вернулись домой.
В июне 2012 года дочь Заявителя была переведена в приемную семью по секретному адресу. Заявителю было разрешено проводить время с дочерью в течение одного часа в неделю, но исключительно под наблюдением органов опеки. Это решение было мотивировано риском того, что ребенок может быть похищен. Несколько месяцев спустя ребенка перевели из приемной семьи в ее нынешнюю приемную семью.
В декабре 2012 года Совет издал ордер об опеке, в соответствии с которым родители А. имели возможность видеться с ребенком в течение часа четыре раза в год. Ни один из них не имел права знать местонахождение ребенка. Впоследствии, в июне 2013 года городской суд вынес решение и постановил, что Заявитель и отец ребенка не имеют права контактировать с ней в целях обеспечения «наилучших интересов ребенка». Это решение также было мотивировано тем, что существовала реальная и очевидная опасность похищения, что негативно сказалось бы на психологическом и физическом состоянии ребенка.
В период с 2013- по 2015 гг. в процессе судебных разбирательств было выявлено и установлено, что:
· Заявительница многократно подвергалась жестокому обращению и физическому насилию со стороны отца и прочих членов семьи, однако она не обращалась за помощью.
· Было установлено, что Заявитель находилась под большим влиянием отца, который ее полностью контролировал, принимал за нее все решения, распоряжался финансами и, помимо прочего, запрещал посещать школу, в результате чего заявительница не умела читать и писать.
· Было установлено, что Заявитель прежде подавала заявление в полицию о том, что отец угрожал убить ее и забрать ребенка А.
· Отец Заявителя в течение многих лет привлекался к ответственности за хранение и использование наркотических средств, вождение в нетрезвом состоянии, кражи и нанесения ножевых ранений. Мать Заявителя также приговаривалась к тюремному заключению за совершение насильственных преступлений.
· Y. получал неоднократные угрозы убийством от семьи Заявителя. Это послужило основанием полагать, что Y. мог быть принужден родственниками Заявителя выдать место пребывания ребенка.
В рамках судебных разбирательств Заявитель ссылалась на свои права, в частности на право на уважение ее семейной жизни и право на общение с ребенком. Суды Норвегии пришли к заключению о том, что право на уважение семейной жизни родителей не является безоговорочным, если оно противоречит интересам ребенка.
· Было установлено, что в период проживания с Заявителем и ее семьей А. не получала необходимой заботы и внимания. А. отставала в развитии, имела трудности с навыками моторики и общения.
· К двум годам ребенку пришлось несколько раз сменить семью пребывания, что негативно сказалось на его психологическом здоровье.
· А. негативно реагировала на проведенные ранее встречи с родителями. Она плакала, у нее возникали проблемы со сном и пищеварением, а также у нее появлялась сыпь, которая, по словам врача, была связана с переживаемым ребенком стрессом.
Учитывая во внимание вышеуказанные обстоятельства, национальные суды пришли к выводу о том, что возможное похищение А. критически сказалось бы на ее состоянии. К тому же, учитывая семейную ситуацию Заявителя, было признано, что родственники Заявителя не в состоянии обеспечить ребенку достаточную заботу и уход.
B. Позиция и выводы ЕСПЧ
Суд вновь подчеркнул, что во всех делах, касающихся детей, интересы детей имеют первостепенное значение. Согласно практике ЕСПЧ, средства, полностью лишающие Заявителя его возможности поддерживать семейные связи с ребенком, могут применяться только в исключительных обстоятельствах и могут быть обоснованы лишь тогда, когда они мотивированы первостепенным требованиями, связанными с обеспечением наилучших интересов ребенка (Johansen v. Norway, 7 August 1996, § 78, Aune v.Norway, no 52502/07, §66, 28 October 2010). ЕСПЧ установил, что, исходя из интересов ребенка, семейный узы могут быть разорваны лишь в исключительных случаях, и должны быть предприняты все меры, чтобы сохранить личные отношения и воссоединить семью (Görgülü v. Germany, no. 74969/01, § 48, 26 February 2004).
Принимая во внимание обстоятельства данного дела, Суд пришел к выводу, что имелся существенный риск того, что А. могла полностью потерять связь со своей матерью. Согласно позиции ЕСПЧ, необходимо оценивать долгосрочный эффект от окончательного разлучения ребенка с его биологической матерью, тем более, что отделение А. от ее матери могло также повлечь за собой полную утрату А. ее цыганского самосознания. Суд посчитал, что норвежские суды не достаточным образом оценили потенциальные долгосрочные отрицательные последствия такого разделения и обязанность государства предпринять все меры для объединения семьи.
D. Решение ЕСПЧ
На основании вышеизложенного Суд признал, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
IV. Сапунджиев против Болгарии (Case of Sapundzhiev v. Bulgaria) жалоба №30460/08
Решение от 6 сентября 2018 года
Заявитель, Леонард Д. Сапунджиев, родился в 1963 году и в настоящее время проживает в г. Силистра, Республика Болгария.
Дело касается жалобы о нарушении права на свободу выражения мнения, ставшее результатом наложения санкций на Заявителя, который публично распространял сведения, порочащие бизнес третьего лица.
A. Фактические обстоятельства дела
В 2003 году лицо А. открыло типографию в непосредственной близости от дома Заявителя, где тот проживал со своей семьей. Вскоре после этого Заявитель и его семья начали жаловаться на неудобства, вызванные типографией. В частности, на невыносимый запах чернил и растворителей. Помимо этого, Заявителя и его семью постоянно тревожили вибрации, издаваемые печатными машинами, которые ощущались через стены жилища Заявителя. Более того, со временем у дочери Заявителя развилась аллергия, результате чего, она была вынуждена ежедневно принимать медикаменты. По мнению самого Заявителя, аллергия была вызвана химикатами, используемыми в процессе печати.
В 2006-2007гг. Заявитель вместе с несколькими соседями многократно обращались в государственные инстанции с жалобами на постоянный шум, производимый типографией, а также на невыносимый запах растворителей и чернил. Он заявлял, что типография осуществляла свою деятельность в нарушение ряда нормативных предписаний, и требовал обязать владельца типографии прекратить свою деятельность.
По результатам ряда проверок, было выявлено, что уровень шума, производимый типографией, действительно превышал допустимые нормы, и владельца обязали привести уровень шумовыделения в соответствие с требованиями закона. Что касается, химических веществ, вырабатываемых в процессе работы типографии, никаких нарушений выявлено не было.
Заявитель, несогласный с результатами проверок, неоднократно ссылался на Постановление Министерства Здравоохранения, согласно которому запрещалось размещать типографии ближе, чем в 50 метрах от жилых строений.
B. Обвинение в распространении порочащих сведений
Желая привлечь внимание общественности к своему спору с данной компанией, Заявитель изготовил ряд постеров с призывом поддержать закрытие типографии, которая, по его убеждению, осуществляла свою деятельность незаконно и причиняла вред здоровью людей, проживающих в округе. Данные постеры были размещены на витринах его магазина.
Владелец типографии подал иск против Заявителя, утверждая, что действия последнего причинили вред его бизнесу и его личной репутации. Суд удовлетворил иск владельца типографии. Несмотря на то, что на фасаде данной компании висела вывеска с названием «типография», юридически она являлась «мастерской». В свою очередь, требование о 50-метровом размещении типографий не распространялись на мастерские.
Суд признал Заявителя виновным и обязал его выплатить штраф в размере 250 евро и 500 евро за нематериальный вред, причиненный владельцу печатной компании.
Полагаясь на статью 10 (свобода выражения мнения), Заявитель утверждал, что данное решение являлось нарушением его права на свободу выражения мнения.
C. Позиция и выводы ЕСПЧ
В процессе рассмотрения дела, ЕСПЧ ссылался на общие принципы, касающиеся свободы выражения и её лимитов (Handyside v. the United Kingdom (7 December 1976, Series A no. 24), Morice v. France [GC], no. 29369/10, §§ 124-27, ECHR 2015, Medžlis Islamske Zajednice Brčko, Others v. Bosnia and Herzegovina [GC], no 17224/11, §§ 75-77, 27 June 2017). ЕСПЧ исследовал природу заявлений, сделанных Заявителем; способ, которым они были представлены общественности; ситуацию, в которой такие заявления были сделаны; степень влияния на третье лицо; а также серьезность наложенных санкций.
С учетом фактическим обстоятельств настоящего дела, Суд пришел к выводу о том, что обвинение Заявителя в клевете и наложение на него штрафа не являлось «необходимым в демократическом обществе» мерой.
D. Решение ЕСПЧ
Суд признал, что имело место нарушение ст. 10 Конвенции.
V. Димитр Йорданов против Болгарии (Dimitar Yordanov v. Bulgaria) жалоба № 3401/09
Решение от 06 сентября 2018 г.
Заявитель, Димитр Йорданов, является гражданином Болгарии, родился в 1939 году и в настоящее время проживает в г. София.
Дело касается воздействия на собственность Заявителя путем ежедневных подрывов, осуществляемых в процессе горнодобывающей деятельности в нарушение законодательства.
A. Обстоятельства дела
Заявитель являлся собственником земельного участка и стоящих на нём строений, включая дом, в котором Заявитель проживал с семьей. Данный участок расположен в районе, где правительство решило создать открытый угольный рудник. В 1990 году была начата процедура экспроприации многочисленных объектов собственности, в том числе собственности заявителя, с целью высылки владельцев из района для облегчения эксплуатации рудника. По прошествии более двух лет ожидания получения нового имущества, заявитель обратился с законным требованием об отмене процедуры конфискации и продолжил жить в своём доме.
На протяжении многих лет добыча полезных ископаемых расширялась, и в некоторых случаях подрывы производились в 160-180 метров от дома Заявителя, несмотря на законодательные требование сохранять 500-метровую “санитарную зону” между непромышленными зданиями, такими как жилые дома, и горнодобывающей промышленностью.
Заявитель покинул свою собственность в 1997 году, когда его семья пришла к выводу, что дальнейшее проживание в доме более не является безопасным из-за трещин в стенах, обрушения внешних зданий и ежедневных сотрясений дома. Заявитель безуспешно подал несколько внутренних исков о возмещении ущерба.
B. Позиция национальных судов
Национальные суды установили, что ежедневные подрывы в непосредственной близости от имущества заявителя были нарушением внутреннего законодательства. Однако они не смогли установить причинно-следственную связь между взрывами и ущербом, причиненным дому Заявителя.
C. Позиция и выводы ЕСПЧ
Рудником управляла компания, полностью принадлежащая государству. По мнению Суда, тот факт, что эта компания является самостоятельным юридическим лицом в соответствии с внутренним законодательством (Ilieva and Others v. Bulgaria, no. 17705/05, § 36, 3 February 2015) не исключает прямую ответственность государства (Liseytseva and Maslov v. Russia, nos. 39483/05 and 40527/10, § 188, 9 October 2014, and Ališić and Others v. Bosnia and Herzegovina, Croatia, Serbia, Slovenia and the former Yugoslav Republic of Macedonia [GC], no. 60642/08, § 114, ECHR 2014). Было установлено, что решение о создании рудника было принято государством, которое также экспроприировало многочисленные частные владения в этом районе, с тем чтобы обеспечить функционирование рудника. Власти, в результате неудачной экспроприации имущества Заявителя и работы рудника, находившегося под эффективным государственным контролем, несли ответственность за имущество Заявителя. Суд счел, что ситуация, которая вынудила заявителя отказаться от своей собственности, равносильна вмешательству государства в мирное пользование его имуществом (см. mutatis mutandis, Loizidou v. Turkey (merits), 18 December 1996, § 63, Reports of Judgements and Decisions 1996-VI). Подрывы в санитарной зоне явились явным нарушением внутреннего законодательства. Таким образом, вмешательство в мирное пользование имуществом заявителя, по мнению Суда, не было законным.
D. Решение ЕСПЧ
Суд единолично признал, что имело место нарушение Статьи 1 Протокола №1, и обязал государство-ответчика выплатить Заявителю 8,000 евро.
VI. Конталексис против Греции №2 (Kontalexis v. Greece №2) жалоба №29321/13
Решение от 6 сентября 2018 года
Заявитель, г-н Панагиотас Конталексис (1952 г.р.), проживающий в г. Афины, обратился в ЕСПЧ с жалобой на отказ национального суда возобновить уголовное производство после установления ЕСПФ факта нарушения статьи 6 Конвенции.
A. Обстоятельства дела
31 мая 2011 года Европейский суд установил нарушение статьи ч.1 ст. 6 в деле Конталексис против Греции (Kontalexis V. Greece, 59000/08), поданном тем же заявителем. 18 января 2013 года Кассационный суд Греции отклонил ходатайство заявителя о возобновлении производства по делу.
Ссылаясь на ч.1 ст. 6 Конвенции, заявитель утверждал, что отказ национальных судов вынести постановление о возобновлении производства по его делу представляет собой нарушение его права на справедливое разбирательство дела судом.
B. Приемлемость
При рассмотрении данной жалобы, перед ЕСПЧ были поставлены несколько вопросов, в частности исключает ли статья 46 Конвенции рассмотрение судом жалобы в соответствии со статьей 6 Конвенции? В настоящее время на рассмотрении Комитета Министров Совета Европы находится процедура надзора за исполнением решения Суда от 2011 года. Однако это не помешало суду рассмотреть новое заявление, поскольку оно включало новые аспекты, которые не были определены в первоначальном решении. Соответственно, статья 46 не исключала рассмотрение Судом новой жалобы заявителя о несправедливости разбирательства, завершившегося решением кассационного суда.
C. Существо дела
Отказывая в возобновлении производства по делу, кассационный суд постановил, что нарушение, выявленное Судом, носило формальный характер и не касалось права, гарантированного статьей 6, а именно права обвиняемого быть судимым независимым и беспристрастным судом. Кассационный суд постановил, что нарушение, выявленное Судом, не повлияло на справедливость разбирательства и не оказало негативного воздействия на оценку судей уголовного суда. Это нарушение является свершившимся фактом и подпадает под действие решения кассационного суда res judicata об отклонении апелляционного основания, которое ЕСПЧ впоследствии поддержал. Кассационный суд постановил, что решение ЕСПЧ от 2011 года не ставило под сомнение независимость или беспристрастность судебной коллегии, вынесшей соответствующее решение, или справедливость разбирательства в целом.
D. Позиция и выводы ЕСПЧ
С учетом той свободы усмотрения, которая имеется в распоряжении национальных властей при толковании решений ЕСПЧ, и в свете принципов, регулирующих исполнение решений, Суду нет необходимости выражать позицию относительно обоснованности толкования судом кассационной инстанции решения ЕСПЧ. Суд пришел к выводу, что кассационный суд Греции при интерпретации решения ЕСПЧ от 2011 года не допустил никакой фактической или юридической ошибки, которая могла бы повлечь за собой лишение права на правосудие.
E. Решение ЕСПЧ
На основании вышеизложенного Суд постановил, что статья 6 Конвенции нарушена не была.
См.также: Emre v. Switzerland (no. 2), 5056/10, 11 October 2011, Information Note 145; Bochan v. Ukraine (no. 2) [GC], 22251/08, 5 February 2015, Information Note 182; and Moreira Ferreira v. Portugal (no. 2) [GC], 19867/12, 11 July 2017, Information Note 209
VII. Йирдем и другие против Турции (Yirdim and Others v. Turkey) жалоба №72781/12
Решение от 04 сентября 2018 г.
Заявителями являются г-жа Мюнюре Йирдем(1958г.), вдова г-на Наима Йирдема, и двое их детей (1973г. И 1979г.), проживающие в г. Стамбул.
Дело касается нарушения права на жизнь их близкого, в частности неисполнение в разумные сроки уголовного и гражданского судопроизводства по факту смерти, предположительно являющейся результатом медицинской халатности.
A. Обстоятельства дела
Полагаясь на ч.1 ст.2 Конвенции (право на жизнь), заявители обратились в ЕСПЧ с жалобой. Заявители утверждали, что их родственник умер в больнице после ряда случаев медицинской халатности. Они также утверждали, что национальные суды не были достаточно оперативными и не проявляли необходимой добросовестности при урегулировании данной ситуации.
B. Материально-правовые аспекты
Заявители не жаловались, что их родственник был лишен доступа к медицинской помощи в целом или на неотложное лечение. Однако, они жаловались на то, что медицинская помощь была неадекватной из-за халатности врачей, которые его лечили.
Не было доказано, что предполагаемая халатность медицинских работников вышла за рамки простой ошибки или медицинской небрежности, или что лица, участвующие в лечении родственника Заявителей, не смогли, в нарушение своих профессиональных обязанностей, оказать ему неотложную медицинскую помощь, несмотря на то, что они полностью осознавали, что его жизнь находится под угрозой, если это лечение не будет предоставлено. Медицинское лечение, предоставленное родственнику Заявителей, было подвергнуто тщательному анализу на национальном уровне, и ни один из судебных или дисциплинарных органов не нашел в его медицинском лечении никаких недостатков. По мнению ЕСПЧ, за исключением случаев явного произвола или ошибки, в функции Суда не входит ставить под сомнение фактические выводы, сделанные национальными властями. Это в особенности касается научных экспертиз, которые по определению требуют особого и глубокого знания предмета (Počkajevs c. Lettonie, (déc.), no 76774/01, 21 Оctobre 2004).
С учетом вышеизложенных соображений Суд счел, что данное дело касается утверждений о медицинской халатности. В этих обстоятельствах существенные позитивные обязательства государства-ответчика ограничиваются созданием адекватной нормативной базы, обязывающей больницы, будь они частные или государственные, принимать надлежащие меры для защиты жизни пациентов. Соответствующая нормативная база не выявила каких-либо недостатков в отношении обязательства государства защищать право на жизнь родственника заявителей.
На основании вышеизложенного, ЕСПЧ пришел к выводу что не имело место нарушение статьи 2 в материально- правовом аспекте.
C. Процессуальные аспекты.
Для отстаивания своих прав заявители инициировали два вида судопроизводства: уголовное и гражданское. Уголовное разбирательство, продолжавшееся в течение 9-ти лет, закончилось вынесением оправдательного приговора в отношении обвиняемых. Гражданское судопроизводство находится на рассмотрении национальных судов с 2004 года.
В отношении уголовного судопроизводства Судом не было выявлено никаких недостатков, которые могли бы поставить под сомнение общую адекватность расследования, проведенного национальными властями. Кроме того, Заявителям был предоставлен доступ к информации, полученной в результате расследования в степени, достаточной для их эффективного участия в разбирательстве. Однако уголовное разбирательство не было оперативным, и его общая продолжительность – более девяти лет – была неразумной. Как отметил Суд, разбирательство, возбужденное с целью пролить свет на обвинения в медицинской халатности, не должно длиться так долго. То же самое относится и к искам о компенсации, поданным заявителями в гражданские суды, которые находятся на рассмотрении национальных судов более 13 лет.
D. Выводы и решение ЕСПЧ
Суд посчитал, что эти факторы сами по себе достаточны для того, чтобы сделать вывод о том, национальные власти не рассмотрели жалобу Заявителей в связи со смертью их родственника с той степенью осмотрительности, которая требуется статьей 2 Конвенции, и обязал государство-ответчика выплатить Заявителям 10 000 евро в счет нематериального вреда.