1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.
2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:
a) для защиты любого лица от противоправного насилия;
b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;
c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа.
|| Смотреть дела по Статье 2 ||
Статья 2 Конвенции (право на жизнь).
Общий подход Европейского Суда к данной статье.
Указанная статья закрепляет основополагающую и фундаментальную ценность, отступление от которой в принципе в силу ст.15 Конвенции не допускается. Право на жизнь занимает первое место в Конвенции как по месту расположению, так и по важности, так как если кто-либо был произвольно лишен жизни, то другие права становятся иллюзорными. Указанная статья вместе со статьей 3 Конвенции (запрещение пыток) закрепляет одну из основных ценностей демократических государств, входящих в состав Совета Европы. Поэтому положения указанных статей должны толковаться строго[1].
Негативные и позитивные обязательства (материальные и процессуальные)
Несмотря на свою краткость данная статья воплощает в себе два вида обязательств – негативные и позитивные.
Негативные обязательства можно описать как обязанности государственных органов воздерживаться от незаконного применения силы, которая может привести к лишению жизни.
Критерии, когда допускается применения летальной силы, установленные в ст. 2 Конвенции.
Исходя из позиции Европейского Суда:
— любое применение смертоносной силы должно быть «абсолютно необходимым»
— применение данной силы должно быть направлено на достижения одной или нескольких целей, указанных в подпунктах «а» (для защиты любого лица от противоправного насилия); «b» (для осуществления законного задержания или предотвращения побега) или «с» (для подавления бунта или мятежа) пункта 2 статьи 2 Конвенции.
Таким образом, применение силы должно быть строго соразмерным предусмотренным целям[2].
При этом нужно напомнить, что в рамках данной статьи для установления того, что именно государственные органы были виновны в лишении жизни лица при оценке доказательств, требуется стандарт доказывания как доказывание «вне разумных сомнений». При этом указанные доказательства могут основываться на совокупности достаточно обоснованных, очевидных и согласующихся аргументов или на аналогичных неопровергнутых фактических презумпциях[3].
В отличие от негативных обязательств позитивные материальные обязательства подразумевают напротив совершение активных действий со стороны государства и его органов с целью обеспечения охраны жизни лиц, находящихся под юрисдикцией того или иного государства. При этом они не являются безбрежными, они ограничиваются, так как по мнению ЕСПЧ, далеко не всякая угроза для жизни обязывает государство принимать меры для нейтрализации данной опасности. Такая обязанность возникает, когда органы власти «знали или должны были знать в соответствующий момент о существовании реальной и непосредственной угрозы для жизни, и когда они сохранили определенную степень контроля над ситуацией»[4].
Между тем, иногда провести грань между позитивными и негативными обязательствами очень сложно. Поэтому, по мнению Суда, при оценки проведения государством различных операций с использованием летальной силы нужно рассматривать вопрос о том, действительно ли органы спланировали и контролировали проведение операции так, чтобы максимально минимизировать применение летальной силы и человеческие жертвы, и приняли все доступные меры предосторожности при выборе средств и методики указанной операции сил безопасности[5].
Позитивные процессуальные обязательства
Позитивные процессуальные обязательства заключаются в обязанности провести эффективное расследование случая смерти, установить обстоятельства произошедшего. Впервые обязанности по проведению расследования были установлены Судом в деле Макканн и другие против Соединенного Королевства[6].
Критерии эффективности расследования:
— оно должно быть тщательным[7]
— должно соответствовать обстоятельствам произошедшего[8]
— быть независимым[9]
— материалы и выводы следствия должны быть доступны родственниками пострадавших в рамках, в которых это не подрывает его эффективность[10].
ЕСПЧ также повторяет, что указанные выше положения не могут означать как требования того, что все уголовные преследования должны непременно завершаться конкретным видом уголовного наказания[11].
При этом следует обратить внимание, что если нарушение права на жизнь допущено неумышленно, то процессуальное обязательство о создании «эффективной судебной системы» не обязательно требует возбуждения именно уголовного разбирательства в каждом случае, оно может быть исполнено, если гражданские, административные или даже дисциплинарные средства правовой защиты были доступны потерпевшим[12].
Но в контексте особо опасной деятельности, по мнению Страсбургского Суда, уголовное преследование является необходимым из-за необходимости установления сложных обстоятельств дела, которые могут быть выяснены скорее и в большинстве случаев лишь представителям государства, нежели заявителем самостоятельно путем инициирования гражданских или административных разбирательств. Поэтому тот факт, что те, кто несут ответственность за создание угрозы жизни, не обвинялись в уголовном преступлении или не преследовались, может составлять нарушение статьи 2 Конвенции[13].
Указанные выше три аспекта обязательств (негативные, позитивные материальные и позитивные процессуальные) по ст. 2 Конвенции не являются ни взаимоисключающими (то есть возможно одновременное установления нарушения этих аспектов в рамках одной конкретной ситуации заявителя), ни зависимыми друг от друга (то есть возможна ситуация, когда установить вину соответствующих лиц в материальном аспекте не представляется возможным в силу различных причин, но не проведение адекватного расследования может послужить отдельным основанием для установления нарушения).
Некоторые примеры установления нарушений процессуальных обязательств:
Так в деле в деле Карсакова против Российской Федерации Суд установил, что одного факта не возбуждения властями уголовного дела в случае смерти лица во время содержания его под стражей в полиции достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что проведенное властями расследование было неэффективным, что нарушило статью 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Не проведение адекватного расследования по жалобе заявителей на то, что вследствие медицинской халатности – введение посредством инъекции медикамента, вызвавшего аллергическую реакцию у сына заявителей и в конечном счете его смерть, привело ЕСПЧ к выводу о нарушении ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте[14].
Необходимо также понимать общую позицию ЕСПЧ в отношении создания необходимых механизмов для защиты жизни в контексте производственной деятельности, которая, как полагает ЕСПЧ является по своей природе опасной. По мнению Страсбургского Суда, именно органы государственной власти должны разрешать вопросы, связанные с лицензированием такой деятельности, эксплуатацией, безопасностью и контролю за ней.
Кроме того, соответствующие властные органы «должны сделать обязательным для всех должностных лиц принятие практических мер для обеспечения эффективной защиты граждан, чья жизнь может оказаться под угрозой»[15] . Например, обслуживание Пионерского водохранилища в Приморском крае, было отнесено ЕСПЧ к опасной производственной деятельности. В итоге ЕСПЧ счел, что власти имели позитивные обязательства на основании статьи 2 Конвенции по оценке всех потенциальных угроз, связанных с эксплуатацией водохранилища, и принятию практических мер для обеспечения эффективной защиты тех лиц, чьи жизни могли оказаться под угрозой.
Может ли быть жертвой лицо, испытавшее реальную угрозу его жизни?
Подход ЕСПЧ состоит в том, что ст. 2 Конвенции может применяться не только тогда, когда имело место смерть заявителя. Иными словами, рассматриваемая статья включает в себя также и случаи, когда заявитель хоть и избежал смерти, однако наличествовала серьезная и непосредственная угроза его жизни, то есть заявитель был поставлен в такое положение.
Наличествовала или нет соответствующая угроза, Европейский Суд оценивает с точки зрения обстоятельств конкретного дела. Так, в деле Коляденко и другие против Российской Федерации ЕСПЧ после проведенного им анализа и оценки обстоятельств дела пришел к тому, что ситуация, связанная с наводнением в отношении одних заявителей, составляла угрозу их жизни и, соответственно, положения ст. 2 Конвенции могли быть к ним применимы и при отсутствии летального исхода, в то время как в отношении других заявителей риск их жизни обнаружен не был[16].
Перечень различных ситуаций, где затрагивался вопрос о праве на жизнь:
-
Смерть лиц, находящихся под стражей.
По мнению ЕСПЧ такие лиц находятся в очень уязвимом положении, поэтому на органах власти находится ответственность за обращение с ними[17]. Поэтому, когда человек, заключенный под стражу в хорошем состоянии здоровья, позднее умирает, на власти возлагается обязанность предоставить правдоподобные объяснения событий, приведших к его смерти. Непредставление подобных объяснений ведет к установлению ответственности властей за эту смерть[18]. В случае наступления смерти в заключении при подозрительных обстоятельствах возникает вопрос о том, выполнило ли государство свое обязательство по защите права этого лица на жизнь[19]. Смерть таких лиц может обусловливаться различными причинами, в том числе в связи с непредставлением надлежащего медицинского лечения[20].
-
Окружающая среда и право на жизнь.
Ключевым делом в этой сфере является Постановление Ёнерилдыз против Турции (Oneryildiz v. Turkey), в котором рассматривался вопрос об ответственности властей государства-ответчика в связи со взрывом от скопившегося газа на мусорной свалке.
Обстоятельства данного дела ясно свидетельствовали о том, что власти были уведомлены о происходящей ситуации с мусорной свалкой, но не смогли вовремя предпринять необходимые меры в нарушение действовавших норм и несмотря на проведенное экспертное заключение, говорившем о необходимости предпринять необходимые меры.
Как установил ЕСПЧ, угроза риска существовала задолго до того, как он произошел 28 апреля 1993 г., так как об этом прямо сказано в экспертном заключении, в котором кроме того было установлено, что мусорная свалка эксплуатировалась с нарушениями, начиная с 1970-х годов. Поэтому, отметил Европейский Суд, сложно представить, что соответствующие органы власти не знали об опасности и о необходимости предпринять определенные меры.
Таким образом, ЕСПЧ было установлено нарушение ст. 2 Конвенции. ЕСПЧ напомнил, что позитивные обязательства государств должно применяться в контексте любой деятельности, публичной или частной, в которой на кону стоит право на жизнь, и a fortiori в случае промышленной деятельности, которая опасна по своему характеру, например, функционирование мест сбора мусора.
Еще одним «экологическим делом» является дело Коляденко и другие против Российской Федерации (Kolyadenko and Others v. Russia), в котором ЕСПЧ установил нарушение ст. 2 Конвенции по жалобам заявителей на то, что вследствие внезапного сброса воды из Пионерского водохранилища в Приморском крае и последующего затопления местности вокруг него 7 августа 2001 г., создавалась реальная угроза их жизни. Заявители также жаловались на то, что в результате проведенного расследования не были установлены виновные лица, так как уголовные дела были прекращены.
ЕСПЧ отметил, что, исходя из технических требований, район, который был затоплен не должен был заселяться, пока не были бы приняты определенные защитные меры, о чем было известно, но что не было выполнено. Также ЕСПЧ определил, что на органах власти лежала обязанность поддерживать адекватную пропускную способность русла реки, как это было установлено соответствующими техническими требованиями.
При этом ЕСПЧ заметил, что как минимум за 2 года до наступления наводнения, органам власти стало известно о состоянии русла реки и угрозе наступления наводнения, если будет иметь место внезапный сброс воды, о данных обстоятельствах напоминалось и в дальнейшем, в том числе незадолго до наводнения. По мнению Европейского Суда, обслуживание водохранилища составляет опасную производственную деятельность, а власти имели позитивные обязательства на основании статьи 2 Конвенции по оценке всех потенциальных угроз, связанных с эксплуатацией водохранилища, и принятию практических мер для обеспечения эффективной защиты тех лиц, чьи жизни могли оказаться под угрозой. В итоге Европейский Суд заключил, что имело место бездействие компетентных органов, что привело к установлению нарушения ст. 2 Конвенции.
В деле Будаева и другие против Российской Федерации (Budayeva and Others v. Russia) была проанализирована ответственность государства в связи с произошедшим стихийным бедствием в виде селевого оползня. По мнению заявителей, органы власти не выполнили позитивные обязательства и небрежно относились к поддержанию плотины, наблюдению за опасной зоной и предоставлению аварийного предупреждения или принятия других разумных мер для смягчения риска и последствий стихийного бедствия. По мнению ЕСПЧ, органы власти знали о непосредственной угрозе, так как незадолго до рассматриваемых событиях им поступала необходимые заключения и информация, в которой утверждалось о необходимости принятия различных мер и были осведомлены о том, что о том, что любой сход селевых потоков, независимо от его масштаба, обязательно имел бы разрушительные последствия из-за повреждения защитной инфраструктуры (пп. 147-151). Таким образом, имело место нарушение ст. 2 Конвенции.
-
Позитивные обязательства по принятию мер на вредном производстве.
Заявителями по делу Бринкат и другие против Мальты (Brincat and Others v. Malta) (жалобы № 60908/11, 62110/11, 62129/11, 62312/11 и 62338/11) являлись работники, которые с 1950-х до начала 2000 года работали в Мальтийской корпорации, которое было в собственности у государства. Заявители утверждали, что во время своей работы вынуждены были контактировать с асбестом, а о какой-либо опасности в этой связи не были предупреждены.
Даже после одного из судебных процессов по иску лиц, чей родственник умер от постоянного контакта с асбестом и где была установлена ответственность указанной выше Мальтийской корпорации, не было предпринято каких-либо мер, за исключением того, что сотрудникам объяснили, что адекватная вентиляция и ношение тканевых масок защитят их от асбеста.
ЕСПЧ установил нарушения права на жизнь тех лиц, которые умерли от воздействия асбеста. Страсбургский Суд указал, что позитивные обязательства могут применяться в настоящем деле, которое касается воздействия асбеста на рабочем месте в государственной корпорации, принадлежащей и контролируемой властями государства-ответчика.
Медицинская проверка по факту смерти одного рабочего указала, что смерть г-на Аттарда, вероятно, была результатом воздействия асбеста. В этих обстоятельствах, учитывая, что г-н Аттард умер в результате рака, Суд считает, что статья 2 применима к жалобе, поданной по жалобе № 62338/11, касающийся смерти упомянутого г-на Аттарда.
Проведя анализ представленных материалов, Суд пришел к выводу о том, что власти Мальты знали или должны были знать об опасностях, связанных с воздействием асбеста, по крайней мере, начиная с начала 1970-х годов. ЕСПЧ заключили, что государство не обеспечило адекватного регулирования деятельности, связанной с асбестом, и не предусматривали каких-либо практических мер для обеспечения эффективной защиты сотрудников, чья жизнь могла быть подвергнута угрозе из-за присущего риска воздействия асбеста. Поэтому имело место нарушение ст. 2 Конвенции в отношении смерти рабочего.
-
Ответственность государства за упущения при регулировании движения ж/д транспорта.
Заявителями по делу Календер против Турции (Kalender v. Turkey) (жалоба № 4314/02) являлись родственники лиц, погибших в результате несчастного случая на железной дороге, когда их сбил проходящий мимо грузовой поезд во время, когда заявители выходили из своего вагона. Перевозчик — Национальные железные дороги Турецкой Республики являлся государственным предприятием.
ЕСПЧ, ссылаясь на доводы экспертных заключений, представленных в национальных судах, указал на то, что не были соблюдены даже минимальные требования безопасности, которые должны были выполняться при эксплуатации указанного вида транспорта: отсутствие платформ, которые должны были быть соединены с подземными переходами, отсутствие адекватного освещения, остановка на среднем пути из-за чего пассажиры вынуждены были пересекать ж/д пути и т.д. Государство не исполнило позитивного обязательства по соблюдению мер безопасности для защиты жизни пассажиров, что привело к установлению нарушения ст. 2 Конвенции.
-
Обязательства в случае с лицами, склонными к самоубийству.
На органах государства также лежит обязанность принимать во внимание общие меры предосторожности, позволяющие снизить риск причинения вреда самому себе. Ответственность государства возникает при существовании реального и непосредственного риска самоубийства, о котором власти знали или должны были знать. Так в деле Ренольд против Франции (Renolde v. France) (жалоба № 5608/05) ЕСПЧ установил нарушение ст. 2 Конвенции в связи с самоубийством лица из-за того, что органы власти не обратили должное внимание на поведение, диагноз заключенного с тем, чтобы предотвратить его самоубийство.
-
Домашнее насилие и позитивные обязательства государства.
Государства должны обеспечивать право на жизнь и защиту от насилия, в том числе домашнего насилия, через эффективную систему уголовного правосудия. Могут также возникнуть позитивные обязательства государства по защите лиц, если существует угроза причинения им вреда.
Для наличия у государства позитивной обязанности нужно, чтобы органам было известно или должно было быть известно о существовании реальной угрозы покушения на жизнь жертвы со стороны третьего лица и при этом государственные органы не предприняли каких-либо действий для того, чтобы избежать указанного риска [21]. Кроме того, если основываясь на различных фактах можно было предположить, что угроза жизни будет реализована, но государства не предприняло каких-либо действий, то возможно также нарушение ст. 2 в этой связи[22].
Подбор прецедентной практики Европейского Суда – Гуляев К.С.
|| Смотреть дела по Статье 2 ||
[1] Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., жалоба № 18984/91, п. 147.
[2] Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., жалоба № 18984/91, пп. 148-49; Гюль против Турции (Gül v. Turkey) от 14 декабря 2000 г., жалоба № 22676/93, пп. 77-78).
[3] Авшар против Турции (Avsar v. Turkey), жалоба № 25657/94, п. 282.
[4] Осман против Соединенного Королевства (Osman v. the United Kingdom) от 28 октября 1998 г., п. 116.
[5] Эрги против Турции» (Ergi v. Turkey) от 28 июля 1998 г., п. 79; Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., пп. 146-50, п. 194; Андронику и Константину против Кипра (Andronicou and Constantinou v. Cyprus) от 9 октября 1997 г., п. 171, п. 181, п. 186, 192 и п. 193,
[6] Макканн и другие против Соединенного Королевства (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., жалоба № 18984/91, п. 161.
[7] Ассенов и другие против Болгарии (Assenov and Others v. Bulgaria), от 28 октября 1998 г., п. 103 и далее, Салман против Турции (Salman v. Turkey), п. 106; Танрикуду против Турции (Tanrıkulu v. Turkey), жалоба № 23763/94, п. 104 и далее; Гюль против Турции (Gül v. Turkey), жалоба № 22676/93, п. 89, 14 декабря 2000 г.
[8] Лабита против Италии (Labita v. Italy), жалоба № 26772/95, п. 133 и далее; Тимурташ против Турции (Timurtaş v. Turkey), п. 89; Текин против Турции (Tekin v. Turkey) от 9 июня 1998 г., п. 67; Инделикато против Италии (Indelicato v. Italy) от 18 октября 2001 г., жалоба № 31143/96, п. 37.
[9] Огур против Турции (Öğur v. Turkey), жалоба № 21954/93, пп. 91-92; Мехмет Эмин Юксель против Турции (Mehmet Emin Yüksel v. Turkey) от 20 июля 2004 г., жалоба № 40154/98, п. 37; Гюлеч против Турции (Güleç v. Turkey) от 27 июля 1998 г., пп. 80-82.
[10] Огур против Турции (Oğur v. Turkey), жалоба № 21594/93, п. 92; Хаджиалиев и другие против России (Khadzhialiyev and Others v. Russia) от 6 ноября 2008 г., жалоба № 3013/04, п. 106.
[11] Перес против Франции (Perez v. France), жалоба № 47287/99, п. 70.
[12] Во против Франции (Vo v. France) от 08 июля 2004 г., жалоба № 53924/00, п. 90; Кальвелли и Чильо против Италии (Calvelli and Ciglio v. Italy), жалоба № 32967/96, п. 51; Мастроматтео против Италии (Mastromatteo v. Italy), жалоба № 37703/97, п. 90 и пп. 94-95.
[13] Ёнерилдыз против Турции (Oneryildiz v. Turkey), жалоба № 48939/99, п. 93, Будаева и другие против Российской Федерации (Budayeva and Others v. Russia, жалоба № 15339/02, п. 140.
[14] Шиллих против Словении (Šilih v. Slovenia), жалоба № 71463/01.
[15] Ёнерилдыз против Турции (Oneryildiz v. Turkey), жалоба № 48939/99, п. 71 и п. 90.
[16] Коляденко и другие против Российской Федерации (Kolyadenko and Others v. Russia), жалобы №№ 17423/05, 20534/05, 20678/05, 23263/05, 24283/05 и 35673/05, пп. 152-156.
[17] Салман против Турции (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93.
[18] Ангелова против Болгарии (Anguelova v. Bulgaria) от 13 июня 2002 г., жалоба № 38361/97.
[19] Слимани против Франции (Slimani v. France), жалоба № 57671/00, п. 27. Карабулеа против Румынии (Carabulea v. Romania), жалоба № 45661/99.
[20] Тарариева против Россйиской Федерации (Tarariyeva v. Russia), жалоба № 4353/03), от 14 декабря 2006 г.; Карсакова против Россйиской Федерации (Karsakova v. Russia), жалоба № 1157/10.
[21] Контрова против Словакии (Kontrova v. Slovakia), жалоба № 7510/04 от 31 мая 2007 г.; Опуз против Турции (Opuz v. Turkey), жалоба № 33401/02, от 9 июня 2009 г.
[22] Контрова против Словакии (Kontrova v. Slovakia), жалоба № 7510/04 от 31 мая 2007 г.