Текст постановления ЕСПЧ «Владимир Ушаков против России», неофициальный перевод на русский язык:
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО «ВЛАДИМИР УШАКОВ ПРОТИВ РОССИИ»
CASE OF VLADIMIR USHAKOV v. RUSSIA
(Жалоба №. 15122/17)
РЕШЕНИЕ
г. Страсбург
18 июня 2019
Это решение станет окончательным при обстоятельствах, изложенных в пункте 2 статьи 44 Конвенции. Может быть подвергнуто редакционной правке.
В деле «Владимир Ушаков против России»,
Европейский суд по правам человека (третья секция), заседая Палатой в следующем составе:
Vincent A. De Gaetano, Председатель
Georgios A. Serghides,
Paulo Pinto de Albuquerque,
Helen Keller,
Dmitry Dedov,
Branko Lubarda,
Alena Poláčková, судьи
и Stephen Phillips, секретарь секции,
рассмотрев дело в закрытом заседании 28 мая 2019, выносит решение принятое в этот день.
Процедура
1. Дело было инициировано жалобой (№ 15122/17) поданной против Российской Федерации, в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (“Конвенция”) гражданином России г-ном Владимиром Николаевичем Ушаковым (“заявитель”) 4 февраля 2017 года.
2. Заявителя представляла г-жа Л. А. Яблокова, адвокат, практикующий в Санкт-Петербурге. Правительство Российской Федерации (“правительство”) представлял г-н М. Гальперин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде по правам человека.
3. Заявитель жаловался, что в связи с отказом российского суда принять решение о возвращении его дочери в Финляндию в соответствии с Гаагской конвенцией 1980 года «о гражданских аспектах международного похищения детей» он стал жертвой нарушения его права на уважение семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции.
4. 16 июня 2017 года правительство было уведомлено о жалобах. В соответствии с правилом 41 Регламента суда было также принято решение о приоритете этого заявления.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
A. Общая информация
5. Заявитель родился в 1977 году и живет в Вантаа, Финляндия.
6. Заявитель живет и работает в Финляндии с 1999 года на основании постоянного вида на жительство.
7. В 2009 году заявитель женился на гражданке России И.К. в Хельсинки. После свадьбы пара поселилась в Вантаа, Финляндия, в квартире, принадлежащей заявителю. И.К. имела временный вид на жительство (истек летом 2015 года).
8. 24 декабря 2012 г. И.К. родила дочь В. Родители осуществляли совместную опеку над ребенком в соответствии с законодательством Финляндии. Заявитель также имеет двоих детей от предыдущего брака, оба проживают в Вантаа. В. имела временный вид на жительство в Финляндии (срок действия которого истек в декабре 2014 года). В не установленную дату она получила Российское гражданство.
9. В январе 2013 года И.К. перенесла два инсульта и была частично парализована. Она была госпитализирована.
10. Заявитель взял отпуск по уходу за ребенком, также из России приехал отец И.К. чтобы помочь ухаживать за В., в то время как И.К. проходила курс лечения.
11. В апреле 2013 года И.К. выписана из больницы. Однако она не полностью восстановила подвижность в одной руке и одной ноге.
12. Отношения между заявителем и И.К. видимо ухудшилось, и в июне 2013 года И.К. Ездила в Россию в сопровождении отца для дальнейшего лечения и физиотерапии. В. осталась с заявителем.
13. Поскольку заявителю пришлось вернуться на работу, в июле 2013 года он отвез В. к его родителям в Норвегию, где о В. заботились ее бабушка по отцовской линии и тетя.
14. После ее возвращения в Финляндию в августе 2013 года И.К. возбудил разбирательство с целью возвращения ребенка в Финляндию в соответствии с Гаагской конвенцией 1980 года о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей («Гаагская конвенция»).
15. В октябре 2013 года заявитель привез В. обратно в Финляндию, и производство по возвращению ребенка было прекращено.
B. Развод, опекунство над ребенком и проживание в Финляндии. Вывоз ребенка из Финляндии в Россию.
16. Между тем, в августе 2013 года И.К. возбудила дело о разводе, прося суд предоставить ей единоличное право опеки над В. и определить место жительства В. с ней.
17. В период с ноября 2013 года по март 2014 года Вантайский районный суд (далее — районный суд) вынес пять промежуточных решений, определяющих, что до решения по делу заявитель и И.К. должен иметь совместную опеку над В. и что последняя должна проживать с заявителем.
18. 14 ноября 2013 г. районный суд удовлетворил обеспокоенность заявителя в связи с риском въезда И.К. в Россию без его согласия и постановил передать паспорт В. в полицию.
19. 23 декабря 2013 года районный суд отметил, что не было никакого риска вывоза ребенка за пределы Финляндии, поскольку ее паспорт был передан в полицию.
20. 11 апреля 2014 г. районный суд расторг брак между заявителем и И.К.
21. 23 декабря 2014 года районный суд постановил, что заявитель и И.К. должны иметь совместную опеку над В. и В. должна была проживать с заявителем. Суд также установил подробный график, общения И.К. с В. до 2019 г. Принимая это решение, районный суд принял во внимание состояние здоровья И.К., в частности тот факт, что она не полностью восстановила мобильность за один год, рука и одна нога после инсульта, и она все еще проходила реабилитационные процедуры, что мешало ей быстро реагировать на активное поведение малыша и предотвращать потенциально опасные ситуации. Решение было исполнено до принятия решения в апелляционном производстве.
22. И.К. обжаловала указанное решение.
23. 20 ноября 2015 года Хельсинкский апелляционный суд отклонил апелляцию И.К. и оставил в силе решение от 23 декабря 2014 года. Апелляционный суд подтвердил, что, поскольку заявитель и И.К. имели совместную опеку над своей дочерью, И.К. не имела права вывозить В. из Финляндии без согласия заявителя.
24. И.К. подала еще одну апелляцию в Верховный суд Финляндии.
25. 26 февраля 2016 г. Верховный суд отказал И.К.
26. Между тем, в то время как апелляционное производство находилось на рассмотрении, 5 февраля 2015 года И.К. взяла В. в Россию без согласия заявителя. Она сообщила ему по электронной почте, что не собирается возвращаться в Финляндию.
27. 20 февраля 2015 года заявитель обратился в министерство юстиции Финляндии с просьбой вернуть ребенка в Финляндию в соответствии с Гаагской конвенцией.
28. Министерство юстиции Финляндии направило запрос в Министерство науки и образования Российской Федерации, в котором было подтверждено, что ребенок проживал с И.К. В Санкт-Петербурге.
C. Суды в России
1. Производство по возвращению В. в Финляндию в соответствии с Гаагской конвенцией.
29. 6 августа 2015 г. после неудачных попыток прийти к соглашению с И.К. Что касается возвращения В. в Финляндию, заявитель подал жалобу в Дзержинский районный суд г. Санкт-Петербурга, требуя возвращения ребенка в Финляндию на основании Гаагской конвенции.
30. И.К. возражал против возвращения В. в Финляндию. Ссылаясь на статью 13 (b) Гаагской конвенции, она утверждала, что В. уже обосновалась в ее новой среде в России, что она не говорит на финском языке, что возвращение В. в Финляндию разделит их и это будет психологически травмирующим для нее. Она также указала, что В. был выслан в Россию, чтобы ей могла быть оказана необходимая медицинская помощь, и, наконец, заявитель страдает психическим расстройством.
31. Органы опеки, участвующие в разбирательстве, считали, что интересы ребенка будут наилучшим образом удовлетворены, если она продолжит проживать со своей матерью И.К.
32. Уполномоченный по правам ребенка в Санкт-Петербурге счел, что высылка В. из Финляндии в Россию не была незаконной, поскольку заявитель и И.К. имели совместное опекунство над ребенком и его высылка в Россию не умаляют прав заявителя на территории Российской Федерации; кроме того, у В. был целый ряд заболеваний, которые могли подвергнуть ее риску физического повреждения в случае ее возвращения в Финляндию.
33. Решением от 2 декабря 2015 г. Дзержинский районный суд удовлетворил ходатайство заявителя и постановил немедленно вернуть ребенка в Финляндию. Суд установил, и стороны пришли к общему мнению, что местом постоянного проживания В. была Финляндия и что ее высылка из Финляндии произошла без согласия заявителя. Поэтому он пришел к выводу, что выдворение ребенка было нарушением прав заявителя на опеку. Суд также установил, что не было никаких оснований для предоставления исключения для немедленного возвращения ребенка в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции: аргумент относительно риска того, что В. понесет психологический вред в случае ее возвращения в Финляндию, и утверждения что заявитель страдал психическим расстройством, были признаны необоснованными; И.K. не представил никаких доказательств того, что медицинская помощь, обусловленная состоянием здоровья В., не могла быть оказана последней в Финляндии; Возвращение В. в Финляндию не повлечет ее разлуки с И.К. так как финский суд определил, что стороны должны иметь совместную опеку над ребенком, и установил подробный график общения И.К. с В.
34. Однако 3 февраля 2016 г. Санкт-Петербургский городской суд (далее — городской суд) отменил вышеуказанное решение в кассационном порядке и отклонил ходатайство заявителя о возвращении В. в Финляндию. Городской суд постановил, что, поскольку решение Вантаинского районного суда от 23 декабря 2014 года, которое определило место жительства В. как заявителя в Финляндии, еще не вступило в силу, действия И.К. по вывозу В. в Россию не была незаконной. Обстоятельства высылки ребенка, гражданина Российской Федерации, в Россию не нарушили родительских прав заявителя. Городской суд отметил, что на момент вывоза ребенка, а также на момент рассмотрения апелляции у нее не было действительного финского вида на жительство. Городской суд также принял во внимание следующие факты: что с февраля 2015 года В. постоянно проживал в Санкт-Петербурге — по адресу, где И.К. была зарегистрирована — где были созданы подходящие условия для ее жизни и развития; что обе стороны зарегистрировали места жительства в России; что на момент высылки В. была в возрасте двух лет и одного месяца, из которых она провела несколько месяцев (с июля по октябрь 2013 г.) в Норвегии, где она была вывезена заявителем без согласия И. К.; и наконец, В. не говорила по-фински и с февраля 2015 года посещала различные медицинские учреждения и детские сады в России. С учетом вышеизложенного городской суд пришел к выводу, что Финляндия не является государством, в котором обычно проживал В. С февраля 2015 года В. хорошо адаптировалась в российской социальной и семейной среде, и поэтому ее пребывание в России не было незаконным по смыслу статьи 3 Гаагской конвенции. Посещение В. в детском саду в Финляндии в течение короткого периода времени с ноября 2014 года по январь 2015 года не являлось достаточным доказательством адаптации в социальную среду в Финляндии, так что Финляндию можно считать обычным местом проживания ребенка. Наконец, городской суд отметил, что в докладе Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге указывалось, что оба родителя имеют родительские полномочия в отношении В., что права заявителя не были ограничены на территории Российской Федерации, и что удаление ребенок от ее матери в России к ее отцу в Финляндии для целей постоянного проживания в Финляндии может, из-за ее многочисленных заболеваний, причинить ей физический вред. Суд также отметил, что медицинские документы, содержащиеся в материалах дела, подтверждают наличие у ребенка ряда заболеваний. Он пришел к выводу, что это обстоятельство, которое согласно статье 13 (b) Гаагской конвенции представляет собой исключение для немедленного возвращения, также привело к выводу об отсутствии оснований для удовлетворения запроса заявителя.
35. Заявитель подал кассационную жалобу в Президиум городского суда.
36. 12 мая 2016 года судья Санкт-Петербургского городского суда отказался передать дело на рассмотрение Президиума этого суда.
37. 4 августа 2016 года судья Верховного Суда России отказался передать дело на рассмотрение в Гражданскую палату этого Суда.
2. Порядок проживания и содержания ребенка
38. 7 сентября 2016 г. Приморский районный суд г. Санкт-Петербурга постановил, что В. должна проживать с ее матерью И.К. в Санкт-Петербурге, и постановил, что заявительница должна платить алименты на содержание ребенка с 8 июня 2015 г.
39. Ссылаясь на временные финансовые трудности и настаивая на возвращении В. в Финляндию, заявитель не выполнил вышеуказанное решение.
40. 5 октября 2016 года в отношении заявителя было возбуждено исполнительное производство. Служба судебных приставов применила к нему ограничительные меры в виде запрета на выезд с территории России. Это решение в настоящее время не позволяет заявителю выехать в Россию.
41. По состоянию на 13 февраля 2018 года задолженность заявителя по алиментам на содержание ребенка составляла 494 644 российских рубля (руб.).
42. Заявитель не видел свою дочь с тех пор, как она покинула Финляндию.
II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО И ПРАКТИКА
A. Гаагская конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25 октября 1980 года
43. Гаагская конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей («Гаагская конвенция») вступила в силу между Россией и Финляндией 1 января 2013 года. В соответствующей части она предусматривает следующее:
Статья 1
«Объектами настоящей Конвенции являются —
а) обеспечить скорейшее возвращение детей, незаконно вывезенных или удерживаемых в любом Договаривающемся государстве; а также
b обеспечение того, чтобы права опеки и доступа, предусмотренные законодательством одного Договаривающегося государства, эффективно соблюдались в других Договаривающихся государствах.»
Статья 3
Перемещение или удержание ребенка рассматриваются как незаконные, если:
a) они осуществляются с нарушением прав опеки, которыми были наделены какое-либо лицо, учреждение или иная организация, совместно или индивидуально, в соответствии с законодательством государства, в котором ребенок постоянно проживал до его перемещения или удержания;
b) во время перемещения или удержания эти права эффективно осуществлялись, совместно или индивидуально, или осуществлялись бы, если бы не произошло перемещение или удержание.
Права опеки, упомянутые в пункте а), могут возникнуть, в частности, в соответствии с законом либо на основании судебного или административного решения, либо на основании соглашения, влекущего юридические последствия по законодательству этого государства.
Статья 4
«Конвенция применяется к любому ребенку, постоянно проживавшему в каком-либо Договаривающемся государстве непосредственно перед нарушением прав опеки или доступа. Применение Конвенции прекращается, когда ребенок достигает возраста 16 лет.»
Статья 11
Судебные или административные органы Договаривающихся государств должны принимать безотлагательные меры для возвращения детей.
Если соответствующий судебный или административный орган не вынес решения в течение шести недель со дня начала процедур, заявитель или Центральный орган запрашиваемого государства по собственной инициативе либо по просьбе Центрального органа запрашивающего государства имеет право потребовать объяснений о причинах задержки. Если ответ получен Центральным органом запрашиваемого государства, этот орган направляет ответ Центральному органу запрашивающего государства или заявителю, в зависимости от обстоятельств.
Статья 12
«Если ребенок незаконно перемещен или удерживается в соответствии со статьей 3 и на момент начала процедур в судебном или административном органе Договаривающегося государства, в котором находится ребенок, со дня незаконного перемещения или удержания ребенка прошло менее одного года, этот орган обязан предписать немедленно возвратить ребенка.
Даже в том случае если процедуры начались по истечении срока в один год, указанного в предыдущем абзаце, судебный или административный орган также обязан предписать возвратить ребенка, если только не будет доказано, что ребенок адаптировался в новой среде.»
Статья 13
Несмотря на положения предыдущей статьи, судебный или административный орган запрашиваемого государства не обязан предписывать возвращение ребенка, если лицо, учреждение или иная организация, выступающие против его возвращения, докажут, что:
a) лицо, учреждение или иная организация, осуществлявшие заботу о ребенке, фактически не осуществляли свои права опеки на момент перемещения или удержания ребенка или дали согласие на его перемещение или удержание или впоследствии не выразили возражений против таковых;
b) имеется очень серьезный риск того, что возвращение ребенка создаст угрозу причинения ему физического или психологического вреда или иным образом поставит его в невыносимые условия.
Судебный или административный орган может также отказать в возвращении ребенка, если он придет к заключению, что ребенок возражает против возвращения и уже достиг такого возраста и степени зрелости, при которых следует принять во внимание его мнение.
При рассмотрении обстоятельств, указанных в настоящей статье, судебные и административные органы принимают во внимание информацию, относящуюся к социальному положению ребенка, предоставленную Центральным органом или другим компетентным органом государства постоянного проживания ребенка.
Статья 14
«При выяснении вопроса о том, имело ли место незаконное перемещение или удержание ребенка в соответствии со статьей 3, судебные или административные органы запрашиваемого государства могут непосредственно принимать во внимание законодательство и судебные или административные решения, признанные и не признанные официально в государстве постоянного проживания ребенка, не прибегая к специальным процедурам подтверждения действия этого законодательства или признания иностранных решений, которые в ином случае необходимо было бы применить.»
Статья 19
«Решение о возвращении ребенка, принятое в соответствии с настоящей Конвенцией, не затрагивает существа любого вопроса об опеке».
44. Пояснительный доклад к Гаагской конвенции, подготовленный Элисой Перес-Вера и опубликованный Гаагской конференцией по международному частному праву (HCCH) в 1982 году («Пояснительный доклад»), предусматривает следующее:
1. Пояснительный доклад к Гаагской конвенции
«21. … юридический стандарт «наилучшие интересы ребенка» на первый взгляд настолько неопределенен, что кажется, что он больше напоминает социологическую парадигму, чем конкретный юридический стандарт.
24. … [философия Гаагской конвенции] может быть определена следующим образом: борьба с огромным ростом международных похищений детей должна всегда основываться на стремлении защитить детей и основываться на толковании их истинных интересов, … право не быть удаленным или сохраненным во имя более или менее спорных прав, касающихся его личности, является одним из наиболее объективных примеров того, что представляет интересы ребенка.
… истинной жертвой «похищения детей» является сам ребенок, который страдает от внезапного нарушения его стабильности, травматической потери контакта с родителем, который отвечал за его воспитание, от неуверенности и разочарования, которые сопровождают необходимость адаптироваться к незнакомому языку, незнакомым культурным условиям и неизвестным учителям, и родственникам.
25. Таким образом, законно утверждать, что два объекта Конвенции — один превентивный, а другой предназначен для обеспечения немедленной реинтеграции ребенка в его привычную среду обитания — оба соответствуют конкретному представлению о том, что представляет собой «наилучшие интересы ребенок’. Однако … следует признать, что удаление ребенка иногда может быть оправдано объективными причинами, которые связаны либо с его личностью, либо с окружающей средой, с которой он наиболее тесно связан. Поэтому в Конвенции признается необходимость некоторых исключений из общих обязательств, взятых на себя государствами, по обеспечению быстрого возвращения детей, которые были незаконно удалены или удержаны».
2. Понятие «обычного проживания» ребенка и «противоправности его или ее удаления, или удержания»
«64. Статья 3 [Гаагской конвенции] в целом представляет собой одно из ключевых положений Конвенции, поскольку приведение в действие механизма Конвенции по возвращению ребенка зависит от его применения. Фактически обязанность вернуть ребенка возникает только в том случае, если его изъятие или удержание считается неправомерным с точки зрения Конвенции.
66. … понятие обычного проживания [является] устоявшейся концепцией на Гаагской конференции, которая рассматривает его как вопрос чистого факта, отличающегося в этом отношении от места жительства.
68. Первым источником, упомянутым в статье 3, является закон, где указано, что опека «может возникнуть … в силу закона». Это заставляет нас подчеркнуть одну из характеристик этой Конвенции, а именно ее применение к защите прав опеки, которые осуществлялись до принятия по ней какого-либо решения. Это важно, так как нельзя забывать, что с точки зрения статистики, число случаев, когда ребенок был удален до принятия решения о его опеке, довольно часто. Кроме того, возможность лишенного свободы родителя восстановить ребенка в таких обстоятельствах, за исключением случаев, предусмотренных Конвенцией, практически отсутствует, если только он, в свою очередь, не прибегает к силе, и такой курс действий всегда вреден для ребенка.
71. … с точки зрения Конвенции, вывоз ребенка одним из родителей без согласия другого является в равной степени противоправным, и эта противоправность возникает в данном конкретном случае, а не в результате каких-либо действий в нарушение конкретного закон, но из-за того, что такие действия не учитывают права других родителей, которые также защищены законом, и мешают их нормальному осуществлению. Истинный характер Конвенции проявляется наиболее четко в этих ситуациях: она не связана с установлением лица, которому будет принадлежать опека над ребенком в какой-то момент в будущем, а также с ситуациями, в которых может оказаться необходимым изменить решение о присуждении решения. совместная опека на основании фактов, которые впоследствии изменились. Проще говоря, он предотвращает принятие более позднего решения по этому вопросу под влиянием изменения обстоятельств, вызванного односторонними действиями одной из сторон».
3. Исключения из принципа быстрого возвращения ребенка согласно статье 13 (b) Гаагской конвенции
“34, … [исключения] из правила, касающегося возвращения ребенка, должны применяться только в той степени, в которой они идут, и не более. Прежде всего это означает, что они должны толковаться ограничительным образом, если Конвенция не станет мертвой буквой … Практическое применение этого принципа требует, чтобы подписавшие его государства были убеждены в том, что они, несмотря на свои различия, принадлежат к то же правовое сообщество, в котором власти каждого государства признают, что власти одного из них — органы обычного проживания ребенка — в принципе находятся в лучшем положении для решения вопросов опеки и доступа. В результате систематический вызов упомянутых исключений, заменяющий форум, выбранный похитителем для места жительства ребенка, приведет к разрушению всей структуры Конвенции, лишив ее духа взаимного доверия, который является ее вдохновение.
113. … исключения [в статьях 13 и 20] не применяются автоматически, поскольку они не всегда приводят к удержанию ребенка; тем не менее, сама природа этих исключений дает судьям свободу действий — и не налагает на них обязанность — отказывать в возвращении ребенка при определенных обстоятельствах.
114. Что касается статьи 13, то во вступительной части первого абзаца подчеркивается тот факт, что бремя доказывания фактов, изложенных в подпунктах (а) и (b), возлагается на лицо, выступающее против возвращения ребенка.
116. Исключения, содержащиеся в [статье 13] (b), относятся к ситуациям, когда международное похищение детей действительно имело место, но, когда возвращение ребенка противоречило бы его интересам … Каждый из терминов, использованных в этом положении, является результат хрупкого компромисса, достигнутого в ходе обсуждений в Специальной комиссии, и был оставлен без изменений. Таким образом, нельзя сделать вывод о том, что в ходе отклонения в ходе четырнадцатой сессии предложений, одобряющих включение явно выраженного положения, утверждающего, что на это исключение нельзя ссылаться, если возвращение ребенка может повредить его экономическим или образовательным перспективам, нельзя делать вывод о том, что исключения должны получить широкое толкование …»
4. Использование оперативных процедур судебными или административными органами
«104. Во всей Конвенции значение фактора времени вновь отражено в [статье 11 Гаагской конвенции]. Принимая во внимание, что статья 2 Конвенции налагает на Договаривающиеся государства обязанность использовать оперативные процедуры, в первом пункте этой статьи вновь подтверждается обязательство, на этот раз в отношении властей государства, в которое был взят ребенок, и которые должны принять решение о его возвращение. У этой обязанности есть двойной аспект: во-первых, использование самых быстрых процедур, известных их правовой системе; во-вторых, этим заявкам, насколько это возможно, должен быть предоставлен приоритетный режим.
105. Второй пункт [статьи 11 Гаагской конвенции], с тем чтобы побудить внутренние органы власти уделять максимальное внимание решению проблем, возникающих в связи с международным перемещением детей, устанавливает необязательный срок в шесть недель. после чего заявитель или центральный орган запрашиваемого государства могут запросить объяснение причин задержки. Кроме того, после того, как центральный орган запрашиваемого государства получает ответ, он вновь обязан сообщить об этом, обязанность либо перед центральным органом запрашивающего государства, либо перед заявителем, который непосредственно обратился к нему. Короче говоря, важность этого положения не может быть измерена с точки зрения требований обязательств, налагаемых им, но по тому факту, что оно привлекает внимание компетентных органов к решающему характеру фактора времени в таких ситуациях и что оно определяет максимальный период времени, в течение которого должно быть принято решение по этому вопросу».
C. Конвенция о правах ребенка
45. Соответствующие положения Конвенции Организации Объединенных Наций о правах ребенка, которая была подписана в Нью-Йорке 20 ноября 1989 года и вступила в силу в отношении России 15 сентября 1990 года, гласят:
Преамбула
«Государства-участники настоящей Конвенции,
…
Будучи убеждена в том, что семье как основной группе общества и естественной среде для роста и благосостояния всех ее членов и особенно детей следует предоставить необходимую защиту и помощь, с тем чтобы она могла полностью выполнять свои обязанности в обществе, признавая, что ребенок для полного и гармоничного развития своей личности должен расти в семейной обстановке, в атмосфере счастья, любви и понимания, …
Согласились о нижеследующем:
…»
Статья 3
«1. Во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка.»
Статья 7
«1. Ребенок регистрируется сразу же после рождения и с момента рождения имеет право на имя и на приобретение гражданства, а также, насколько это возможно, право знать своих родителей и право на их заботу.
…»
Статья 9
«1. Государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями вопреки их желанию.»
Статья 18
«1. Государства-участники предпринимают все возможные усилия к тому, чтобы обеспечить признание принципа общей и одинаковой ответственности обоих родителей за воспитание и развитие ребенка. Родители или в соответствующих случаях законные опекуны несут основную ответственность за воспитание и развитие ребенка. Наилучшие интересы ребенка являются предметом их основной заботы. …”
III. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
A. Конституция Российской Федерации
46. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры, участником которых является Российская Федерация, являются неотъемлемой частью ее правовой системы. Если международным договором, участником которого является Российская Федерация, установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены законом, должны применяться правила международного договора (пункт 4 статьи 15).
Б. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации
47. Порядок рассмотрения заявлений о возвращении детей, незаконно вывезенных или удерживаемых в Российской Федерации, и обеспечении защиты прав доступа таких детей в соответствии с международными договорами, к которым Российская Федерация относится сторона, руководствуется главой 22.2 Кодекса.
48. Кодекс предусматривает, что заявление о возвращении ребенка должно быть подано в суд родителем или другим лицом, которое считает, что его / ее права на опеку или права доступа были нарушены, или прокурором (статья 244.11).
49. Заявление о возврате должно быть рассмотрено судом с обязательным участием прокурора и соответствующего органа по уходу за детьми в течение сорока двух дней с момента его получения, включая время для подготовки к слушанию и составления решения. (Статья 244.15).
50. Решение, вынесенное по делу о возвращении ребенка, незаконно вывезенного в Россию или оставленного в России, должно содержать причины, по которым ребенок должен быть возвращен в государство его / ее обычного проживания — в соответствии с международным договором. Стороной которого является Российская Федерация — или причины отказа в просьбе о возвращении в соответствии с международным договором (статья 244.16).
51. Апелляция может быть подана на решение в течение десяти дней. Апелляция должна быть рассмотрена в течение одного месяца с момента ее получения судом апелляционной инстанции (статья 244.17).
C. Семейный кодекс Российской Федерации
52. Кодекс предусматривает, что родители пользуются равными правами и выполняют равные обязанности в отношении своих детей (пункт 1 статьи 61).
53. Осуществление родительских прав не должно наносить ущерб интересам детей. Обеспечение интересов детей является основным объектом родительской заботы. Родители, осуществляющие родительские права в ущерб правам и интересам детей, несут ответственность в соответствии с процедурами, установленными законом (пункт 1 статьи 65).
54. Права и обязанности родителей и детей определяются законодательством государства, в котором они имеют совместное место жительства. Если родители и дети не имеют совместного места жительства, их права и обязанности должны быть определены в соответствии с законодательством государства, в котором дети имеют гражданство. По просьбе истца обязательства по содержанию ребенка и другие отношения между родителями и детьми могут быть определены в соответствии с законодательством государства, в котором дети постоянно проживают (статья 163).
Закон
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ ПО ВОЗВРАЩЕНИЮ РЕБЕНКА НА ОСНОВАНИИ ГААГСКОЙ КОНВЕНЦИИ
55. Заявитель жаловался на то, что городской суд отклонил его ходатайство о возвращении его дочери в Финляндию, что являлось нарушением его права на уважение семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции, которая гласит:
«1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
2. Государственный орган не должен вмешиваться в осуществление этого права, за исключением случаев, когда это соответствует закону и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественной безопасности или экономического благосостояния населения. стране, для предотвращения беспорядков или преступлений, для защиты здоровья или нравственности, или для защиты прав и свобод других лиц».
A. Допустимость
56. Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта «а» пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что это не является неприемлемым по каким-либо другим основаниям. Поэтому она должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо дела
1. Доводы сторон
(a) Правительство
(i) Замечания
57. Правительство утверждало, что не было никакого вмешательства в право заявителя на уважение его семейной жизни, поскольку он не потерял личные связи со своей дочерью. Заявитель никогда не пытался связаться с В. в России, передавая этот вопрос в органы по уходу за детьми или в суд. Его отсутствие контакта с ребенком, таким образом, было результатом его собственной бездействия. Однако, если Суд установит, что имело место вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни, Правительство считает, что оно соответствовало закону, было пропорциональным и необходимым в демократическом обществе.
58. Ссылаясь на доводы, изложенные в апелляционном решении городского суда от 3 февраля 2016 года (см. Пункт 34 выше), власти Российской Федерации утверждали, что Финляндия не являлась страной обычного проживания В., что ее высылка и удержание в Россия не допустила противоправных действий в целях Гаагской конвенции, и что в любом случае здоровье В. составляло исключение из ее немедленного возвращения при применении статьи 13 (b) Гаагской конвенции. В этой связи правительство отметило, что В. страдал атопическим дерматитом, аллергическим ринитом, мышечной гипотензией, задержкой речи, плоскостопием и дефицитом железа. Поэтому она должна была контролироваться медицинскими специалистами, а также соблюдать специальную диету, принимать лекарства, делать массаж, носить ортопедическую обувь в профилактических целях, плавать, развивать мелкую моторику и общие моторные навыки, заниматься конструктивной деятельностью, заниматься суставная гимнастика и вестибулярная стимуляция. Правительство ссылалось на доклад медицинского психолога Санкт-Петербургского центра комплексной реабилитации и развития ребенка от 8 сентября 2015 года, в котором говорилось, что из-за своего невротического состояния В. регулярно посещала детского психолога для снятия эмоционального напряжения и тревога, а также логопед. Медицинский психолог выразил мнение, что В. должен оставаться с матерью, поскольку она является единственным человеком, который может предоставить необходимую помощь, и что смена места жительства будет вредной для психического развития В. Тот факт, что городской суд не исследовал доступность эквивалентной терапии в Финляндии, как таковой не подрывал обоснованность его решения. В связи с этим правительство пришло к выводу, что решение городского суда об отклонении ходатайства В. о возвращении в Финляндию было основано на законе.
59. Правительство также утверждало, что вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни было необходимо для обеспечения наилучших интересов ребенка. Городской суд пришел к выводу, что сам факт того, что ребенок проживал в Финляндии, не был достаточным для того, чтобы считать Финляндию местом ее обычного проживания. Городской суд отметил, что стороны являлись гражданами России и имели зарегистрированное место жительства в Российской Федерации. Помимо стабильных связей сторон с Российской Федерацией, городской суд также должным образом учел тот факт, что В. провела значительную часть своей жизни за пределами Финляндии, не адаптировалась в языковую и социальную среду этой страны, и не понимала финский язык, но говорила на русском, который был ее родным языком. Она посещала детский сад в Финляндии и в течение очень ограниченного периода времени находилась в финноязычной среде и несколько месяцев жила в Норвегии. Национальный суд объективно и всесторонне исследовал все вышеупомянутые доказательства и учел тот факт, что В. провела значительную часть своей жизни в Санкт-Петербурге и успешно интегрировалась в новую среду, и что ее нежный возраст требовал постоянного присутствия ее матери. Он пришел к выводу, что распоряжение о возвращении В. к ее отцу в Финляндии противоречило бы ее интересам и могло причинить ей вред. Городской суд провел оценку документов, представленных в материалы дела, объяснений сторон и мнений компетентных национальных органов, включая орган по уходу за детьми и Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге, в соответствии с положениями Гаагская конвенция.
60. Правительство пришло к выводу, что толкование национальными судами Гаагской конвенции соответствовало общепризнанным общим принципам ее применения и толкования с должным учетом обстоятельств дела и интересов ребенка.
Дополнение
61. В своих дополнительных замечаниях власти Российской Федерации подчеркнули, что городской суд не ссылался на тот факт, что стороны и В. являлись гражданами Российской Федерации, зарегистрированными как проживающие в России, в качестве решающего обстоятельства для определения страны обычного проживания В. Городской суд принял во внимание эти факторы наряду с различными другими обстоятельствами. Тот факт, что заявитель имел двух других детей от предыдущего брака, проживающих в Финляндии, не был рассмотрен российскими судами, поскольку заявитель никогда не воспитывал его.
62. Правительство утверждало, что заявитель оставался открытым для поиска контакта с В. в России с помощью органов по уходу за детьми, Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге и суда. Осуществление заявителем его права на контакт с дочерью не означало бы, что он согласился на выдворение ребенка из Финляндии или признал юрисдикцию российских судов. Правительство объяснило функционирование процедур посредничества и примирения в Управлении омбудсмена по делам детей в Санкт-Петербурге, которое, согласно статистическим данным, довольно успешно разрешило около 60 процентов споров, связанных с уходом за детьми. Они также упомянули о создании в 2013 году Федерального института медиации при Министерстве образования и науки Российской Федерации (Центральный орган в России), который также мог бы предоставить заявителю посреднические услуги, если бы он решил обратиться к ним.
63. Правительство также заявило, что, поскольку городской суд отказался рассматривать Финляндию в качестве места обычного проживания В., гражданские аспекты международного похищения детей, содержащиеся в Гаагской конвенции, не были применимы к настоящему делу. Поэтому ни статья 3 (а) Гаагской конвенции, предусматривающая, что права опеки определяются законом государства, в котором ребенок обычно проживал, ни финский Закон об опеке над детьми и праве доступа не применяются к правовым отношениям между сторонами.
64. Правительство отметило, что заявитель долгое время не выполнял свои обязанности по финансовой поддержке В.
65. Наконец, власти Российской Федерации представили четыре примера случаев, когда российские суды удовлетворяли ходатайства о возврате, поданные «отсталыми» отцами в отсутствие каких-либо обстоятельств, в отличие от настоящего дела, указывая на то, что дети не должны возвращаться. Они представили копии соответствующих решений. (b)
Заявитель
66. Заявитель не согласился с утверждением Правительства о том, что в настоящем деле не было никакого вмешательства в его право на уважение семейной жизни. Он подчеркнул, что ему были предоставлены права опеки над дочерью, а не только права на контакты, поэтому после ее неправомерного выдворения из Финляндии в Россию он решил прибегнуть к подаче заявления на возврат в соответствии с Гаагской конвенцией, а не проводить контактные разбирательства. Пока разбирательство в России продолжалось, он через своего законного представителя попытался организовать встречи с В. напрасно. Он не обращался за помощью к российским органам по уходу за детьми и детскому омбудсмену для обеспечения его контакта с В., так как у него было мало надежд на то, что такое заявление может привести к какому-либо результату. Он также опасался, что судебный иск о контакте в России будет расценен как его согласие на неправомерное удаление В. и признание юрисдикции российских судов.
67. Заявитель утверждал, что отмена городским судом решения от 2 декабря 2015 г., предписывающего немедленное возвращение В. в Финляндию, составила незаконное и непропорциональное вмешательство в его права по статье 8 Конвенции, поскольку оно не было необходимо в демократическом обществе. Он оспорил толкование городским судом положений Гаагской конвенции, касающихся ее основных понятий, таких как «обычное проживание», «неправомерность выселения» и «исключения из немедленного возвращения». При толковании этих концепций суд применил подходы, характерные для национального законодательства, без учета их автономного значения в свете Гаагской конвенции. Он подверг критике вывод суда о том, что Финляндия не была местом обычного проживания его дочери, несмотря на то, что она родилась в Финляндии и прожила там более двух лет до ее высылки в Россию, где она никогда не была раньше. Заявитель в этой связи отметил, что И.К. не оспаривал тот факт, что Финляндия была страной обычного проживания В. (см. пункты 14 и 33 выше).
68. Заявитель также оспорил заключение городского суда о том, что, поскольку решение Вантаинского районного суда от 23 декабря 2014 года, определяющее место жительства В. как заявителя в Финляндии, еще не вступило в силу, И.К. Действия по доставке В. в Россию не были незаконными. Даже если решение от 23 декабря 2014 г. еще не вступило в силу в то время, когда В. был выслан в Россию, он и И.К. имел совместную опеку над В. согласно финскому семейному законодательству, а именно разделу 6 (1) Закона об опеке над детьми и правах доступа (№ 361/1983). Согласно этому закону, опека над ребенком, рожденным в Финляндии, родителями, которые были женаты на момент рождения ребенка, распределялась между родителями ребенка.
69. Заявитель выразил сожаление по поводу того, что городской суд принял во внимание обстоятельства, которые произошли после высылки В. в Россию, а не прошлый опыт В. в Финляндии до ее высылки. Он также выразил сожаление по поводу того, что в нем сделан акцент на российское гражданство сторон и зарегистрированное место жительства в Российской Федерации. Что касается ссылки городского суда на незнание финским языком В., заявитель указал, что ребенку только что исполнилось два года, когда она была выслана в Россию, что и он, и мать ребенка говорили по-русски с В. и что В. только недавно начал посещать детский сад в Финляндии и поэтому еще не мог овладеть финским языком.
70. Заявительница утверждала, что не было никаких оснований полагать, что возвращение В. подвергнет ее психологическому или физическому вреду, или иным образом поставит ее в невыносимую ситуацию по смыслу статьи 13 (b) Гаагской конвенции. Что касается ссылки городского суда на «многочисленные медицинские условия» В., заявитель утверждал, что рассматриваемые медицинские условия были тривиальными, поскольку они часто присутствовали у детей, живущих в северных странах с холодной погодой, ограниченным воздействием солнца и высокой влажности. Не было никаких оснований предполагать, что мониторинг и лечение, требуемые В., были недоступны для нее в Финляндии, стране с высоким уровнем жизни и социальной и медицинской помощью. Также не было ничего, что указывало бы на существование других оснований, оправдывающих отказ в заявлении о возвращении в соответствии со статьями 12, 13 и 20 Гаагской конвенции.
71. Заявитель также утверждал, что в применении Городским судом положений Гаагской конвенции отсутствовала последовательность. Установив, что Финляндия не была страной обычного проживания В., городской суд должен был прийти к выводу, что Гаагская конвенция не применима к данному делу. Тем не менее, он приступил к рассмотрению обстоятельств, составляющих исключение для возвращения В. в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции.
72. Заявительница полагала, что городской суд не мог поставить вопрос о том, адаптировалась ли В. к ее жизни в России, поскольку прошло менее одного года между вывозом ребенка из Финляндии и началом процедуры возвращения.
73. Заявитель также утверждал, что, хотя вид на жительство В. в Финляндии действительно истек в декабре 2014 года, не было никаких юридических препятствий для получения нового разрешения от компетентных финских властей. Он поддержал свой аргумент соответствующим заявлением Министерства юстиции Финляндии.
74. Заявитель пришел к выводу, что городской суд нарушил баланс конкурирующих интересов ребенка и его родителей, поскольку он вынес решение не в пользу обеспечения наилучших интересов В., а в пользу матери ребенка.
75. Заявитель сообщил Европейскому суду, что из-за временных финансовых трудностей он не смог выплатить алименты на ребенка И.К. и поэтому ему было запрещено посещать В. в России (см. пункт 40 выше)
2. Оценка суда
(a) Общие принципы
76. В деле Neulinger and Shuruk против Швейцарии ([GC], № 41615/07, §§ 131-40, ECHR 2010) и X против Латвии ([GC], № 27853/09, §§ 92-108, ЕСПЧ 2013) Суд сформулировал ряд принципов, которые вытекают из его прецедентного права по вопросу о международном похищении детей, следующим образом.
77. В области международного похищения детей обязательства, налагаемые статьей 8 Конвенции на Договаривающиеся государства, должны толковаться с учетом требований Гаагской конвенции и Конвенции о правах ребенка от 20 ноября 1989 года. в качестве соответствующих норм и принципов международного права, применимых в отношениях между Договаривающимися Сторонами.
78. Решающим вопросом является вопрос о том, соблюден ли справедливый баланс, который должен существовать между конкурирующими интересами: интересами ребенка, двух родителей и общественным порядком, в пределах пределов усмотрения, предоставляемых государствам в таких вопросах. принимая во внимание, однако, что первоочередное внимание должно уделяться наилучшим интересам ребенка и что цели предотвращения и немедленного возвращения соответствуют конкретной концепции «наилучших интересов ребенка».
79. Существует широкий консенсус, в том числе в международном праве, в поддержку идеи о том, что во всех решениях, касающихся детей, их интересы должны быть первостепенными. Та же философия присуща Гаагской конвенции, которая связывает этот интерес с восстановлением статус-кво посредством решения, предписывающего немедленное возвращение ребенка в его или ее страну обычного проживания в случае незаконного похищения, с учетом тот факт, что невозвращение иногда может оказаться оправданным по объективным причинам, которые соответствуют интересам ребенка, что объясняет существование исключений, особенно в случае серьезного риска того, что возвращение ребенка подвергнет его или ее физическому или психологическому ущербу или иным образом поместите ребенка в невыносимую ситуацию (статья 13 (b)).
80. Интересы ребенка включают две конечности. С одной стороны, он диктует необходимость сохранения связей ребенка с его семьей, за исключением случаев, когда семья оказалась особенно непригодной. Из этого следует, что семейные узы могут быть разорваны только в очень исключительных обстоятельствах и что все должно быть сделано для сохранения личных отношений и, если и когда это необходимо, для «восстановления» семьи. С другой стороны, очевидно, что в интересах ребенка обеспечить его развитие в здоровой обстановке, и в соответствии со статьей 8 родитель не может иметь право принимать такие меры, которые могли бы нанести ущерб его здоровью и развитию.
81. В контексте заявления о возврате, поданного в соответствии с Гаагской конвенцией, которое, соответственно, отличается от процедуры опеки, концепция наилучших интересов ребенка должна оцениваться в свете исключений, предусмотренных Гаагской конвенцией, которая касаются времени (статья 12), условий применения Конвенции (статья 13 (а)) и существования «серьезного риска» (статья 13 (б)), а также соответствия основополагающим принципам запрашиваемой Государство, касающееся защиты прав человека и основных свобод (статья 20). Эта задача в первую очередь возлагается на национальные органы запрашиваемого государства, которые, в частности, выигрывают от прямых контактов с заинтересованными сторонами. При выполнении своей задачи в соответствии со статьей 8 национальные суды пользуются свободой усмотрения, которая, однако, остается под европейским надзором. Следовательно, Суд компетентен пересмотреть процедуру, которой следуют национальные суды, в частности, чтобы выяснить, обеспечили ли национальные суды при применении и толковании положений Гаагской конвенции гарантии Конвенции и особенно гарантий Статьи 8.
82. Гармоничное толкование Европейской конвенции и Гаагской конвенции может быть достигнуто при условии соблюдения следующих двух условий. Во-первых, факторы, которые могут представлять собой исключение для немедленного возвращения ребенка при применении статей 12, 13 и 20 указанной Конвенции, особенно в тех случаях, когда они затрагиваются одной из сторон разбирательства, должны действительно приниматься во внимание просил суд. Затем этот суд должен принять решение, достаточно обоснованное по этому вопросу, чтобы суд мог убедиться, что эти вопросы были эффективно рассмотрены. Во-вторых, эти факторы должны оцениваться в свете статьи 8 Конвенции.
83. Наконец, статья 8 Конвенции налагает на национальные власти особое процессуальное обязательство в этом отношении: при оценке заявления о возвращении ребенка суды должны не только рассматривать спорные утверждения о «серьезном риске» для ребенка в событие возвращения, но также должны принять решение с указанием конкретных причин с учетом обстоятельств дела. Как отказ принять во внимание возражения против возвращения, способные попасть в сферу действия статей 12, 13 и 20 Гаагской конвенции, так и недостаточная аргументация в решении об отклонении таких возражений будут противоречить требованиям статьи 8 Конвенции и также к цели и задачам Гаагской конвенции. Необходимо должное рассмотрение таких утверждений, продемонстрированное рассуждением национальных судов, которое не является автоматическим и стереотипным, но достаточно подробным в свете исключений, изложенных в Гаагской конвенции, которые должны толковаться, является необходимым. Это также позволит Суду, задача которого не состоит в том, чтобы занять место национальных судов, осуществлять порученный ему европейский надзор.
(b) Применение этих принципов в настоящем деле
84. Суд отмечает, что взаимное использование родителями и ребенком компании друг друга является фундаментальным элементом «семейной жизни» по смыслу статьи 8 Конвенции (см., Совсем недавно, «Эдина Тот против Венгрии», № 51323/14, § 49, 30 января 2018 г.). Следовательно, отношения между заявителем и его дочерью относятся к сфере семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции. При этом Европейский суд должен определить, имело ли место несоблюдение семейной жизни заявителя. «Уважение» к семейной жизни подразумевает обязательство государства действовать таким образом, который рассчитан на нормальное развитие этих связей (см. Scozzari and Giunta v. Italy [GC], № 39221/98 и 41963/98, § 221, ЕСПЧ 2000 VIII).
85. Суд отмечает, что в феврале 2015 года, когда супруга по данному делу находилась в процессе бракоразводного процесса в Финляндии, мать ребенка везла ребенка в возрасте двух лет и одного месяца в указанное время в Россию и никогда не вернулся в Финляндию. Следовательно, основное вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни может быть связано не с действием или бездействием государства-ответчика, а с действиями частного лица.
86. Тем не менее, это действие наложило на государство-ответчика позитивные обязательства по обеспечению заявителю его права на уважение его семейной жизни, что включало принятие мер в соответствии с Гаагской конвенцией с целью обеспечения его быстрого воссоединения со своим ребенком (см. RS v. Польша, № 63777/09, § 58, 21 июля 2015 г., и KJ против Польши, № 30813/14, § 53, 1 марта 2016 г.). Поэтому остается выяснить, выполнила ли Россия при выполнении своих обязательств по Гаагской конвенции свои позитивные обязательства по статье 8 Конвенции.
87. Суд отмечает, что окончательным решением от 3 февраля 2016 г. городской суд отклонил ходатайство заявителя о возвращении В. в Финляндию, что представляло собой вмешательство в его право на уважение семейной жизни. Это вмешательство имело юридическую основу в Гаагской конвенции, которая вступила в силу между Россией и Финляндией 1 января 2013 года, и городской суд действовал, как он считал, преследуя законную цель защиты прав и свобод ребенка.
88. Таким образом, Суд должен определить, было ли данное вмешательство «необходимым в демократическом обществе» по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции, истолковано ли оно с учетом соответствующих международных документов, и следует ли при достижении баланса между конкурирующие интересы на карту, соответствующий интерес был придан наилучшим интересам ребенка в пределах пределов усмотрения, предоставленных государству в таких вопросах. Чтобы сделать это, Суд примет во внимание обоснование, вынесенное городским судом для его решения.
89. Суд отмечает, что в соответствии со статьей 3 Гаагской конвенции удаление или удержание ребенка считается незаконным, если «это является нарушением прав опеки, закрепленных за лицом … в соответствии с законодательством государства в который ребенок обычно проживал непосредственно перед вывозом или удержанием» (см. пункт 43 выше).
90. В пояснительном докладе говорится, что понятие обычного места жительства — это вопрос чистого факта, отличающийся в этом отношении от места жительства. В нем также подчеркивается, что с точки зрения Гаагской конвенции удаление ребенка одним из солидарных опекунов без согласия другого является в равной степени неправомерным; эта противоправность проистекает не из каких-либо действий в нарушение конкретного закона, а из того факта, что такие действия не учитывают права других родителей, которые также защищены законом, и препятствуют их нормальному осуществлению. В пояснительном докладе далее разъясняется, что приведение в действие механизма Конвенции для возвращения ребенка полностью зависит от того, считается ли удаление или удержание незаконным с точки зрения Конвенции и что в отсутствие противоправности удаления или удержания, Возврат не обязан (см. пункт 44 выше).
91. Суд отмечает, что в настоящем деле городской суд постановил, что Финляндия не являлась государством обычного проживания В. на фоне следующих обстоятельств: стороны и ребенок были гражданами России и имели свое зарегистрированное местожительство в России; В. не имел действующего финского вида на жительство; с февраля 2015 года она постоянно проживала в Санкт-Петербурге, где посещала медицинские учреждения и детский сад; на момент ее отъезда ей было два года и один месяц, и она уже провела три месяца (с июля по октябрь 2013 года) в Норвегии; и она не говорила по-фински и не была интегрирована в финскую социальную среду. Кроме того, городской суд счел, что, поскольку решение Вантааского районного суда от 23 декабря 2014 года, которое определило место жительства В. как заявителя в Финляндии, не вступило в силу, когда выдворение имело место в феврале 2015 года, Действия И.К. по доставке В. в Россию и удержанию ее там не были противоправными для целей Гаагской конвенции. Городской суд в итоге отклонил ходатайство заявителя о возвращении его дочери в Финляндию на том основании, что состояние ее здоровья, как следует из документов, содержащихся в материалах дела, является исключением из ее немедленного возвращения в соответствии со статьей 13 (b). Гаагской конвенции (см. пункт 34 выше).
92. Суд установит, обеспечило ли вышеуказанное толкование и применение положений Гаагской конвенции городским судом гарантии прав заявителя в соответствии со статьей 8 Конвенции. Суд отмечает, прежде всего, что отказ городского суда признать Финляндию в качестве государства обычного проживания В. не соответствует фактам настоящего дела. Суд, в частности, отмечает, что дочь заявителя родилась в декабре 2012 года в Финляндии, где она прожила всю свою жизнь до ее высылки в Россию в феврале 2015 года. Временно пребывая со своей бабушкой по отцовской линии в Норвегии в период с июля по октябрь 2013 года Она не перестала постоянно проживать в Финляндии. И.К. создали новую привычную резиденцию для В. в России, где ребенок никогда не был раньше, в день ее вывоза из Финляндии. Городской суд должен был принять во внимание только опыт В., непосредственно предшествовавший ее выдворению из Финляндии, а не тот, который последовал за высылкой, при решении вопроса о ее обычном месте жительства для целей статьи 3 Гаагской конвенции.
93. Европейский суд также отмечает, что вывод городского суда о том, что вывоз и удержание ребенка в России не был неправомерным, если финские суды не приняли окончательного решения, определяющего место жительства В. как заявителя в Финляндия противоречит очевидному значению статьи 3 Гаагской конвенции, которое вытекает из текста, пояснительного доклада и общепризнанной практики (см. Пункт 89 выше, и «Монори против Румынии и Венгрии», № 71099/01, § 81, 5). Апрель 2005 г.) В этой связи Европейский Суд отмечает, что даже в отсутствие окончательного решения финскими судами, определяющего вопросы опеки и проживания ребенка, в соответствии с законодательством Финляндии заявитель и И.К. имел совместную опеку над ребенком, которую они оба фактически осуществляли (см. пункты 8 и 68 выше). Далее он отмечает, что И.К. вывоз и удержание ребенка в России произошло без ведома заявителя и без его согласия, что нарушало его права, защищенные законом, и препятствовало их нормальному осуществлению. Таким образом, представляется, что положения применимого права в данном случае были истолкованы и применены таким образом, чтобы сделать бессмысленным отсутствие согласия заявителя на выезд В. в Россию и последующее пребывание там на постоянное место жительства (см. Р.С. против Польши, упомянутое выше, § 67).
94. Вышеуказанные фактические элементы, которые не оспариваются сторонами (см. Пункт 33 выше), как правило, были бы достаточными для того, чтобы прийти к выводу о том, что В. была вывезена из Финляндии, государства, в котором она обычно проживала непосредственно перед таким выдворением. был неправомерен с точки зрения Гаагской конвенции. Это привело бы к возникновению обязанности по Гаагской конвенции возвращать В. в Финляндию.
95. Однако Европейский суд отмечает, что независимо от ее отказа признать Финляндию государством обычного проживания В. и признать, что выдворение В. было нарушением Гаагской конвенции, городской суд не отклонил с самого начала применимость статьи 3 Гаагской конвенции (вопреки утверждению правительства в пункте 63 выше), но приступил к рассмотрению вопроса о том, будет ли возвращение В. противоречить ее интересам, и пришел к выводу, что государство последней здоровье является исключением из такого возвращения при применении статьи 13 (b) Гаагской конвенции.
96. Суд повторяет, что его задача не состоит в том, чтобы заменить компетентные национальные органы власти в определении того, существует ли серьезный риск того, что ребенок будет подвергнут любому ущербу по смыслу статьи 13 Гаагской конвенции, если она вернется в Финляндия. Однако Европейский Суд может установить, обеспечили ли национальные суды при применении и толковании положений этой конвенции гарантии, изложенные в статье 8 Конвенции, особенно с учетом наилучших интересов ребенка (см. Пункт 81 выше). ).
97. Суд отмечает, что это была мать ребенка И.К. кто выступил против возвращения ребенка. Поэтому она должна была сделать и обосновать любое потенциальное утверждение о конкретных рисках в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции (см. Пункт 44 выше). Хотя это положение не ограничивает точный характер «серьезного риска», который может повлечь за собой не только «физический или психологический вред», но и «невыносимую ситуацию», его нельзя истолковать в свете статьи 8 Конвенции. Конвенция, как включающая в себя все неудобства, обязательно связана с опытом возвращения. Это также не может быть вызвано исключительно разлучением с родителем, который нес ответственность за неправомерное удаление или удержание. Исключение, предусмотренное в статье 13 (b), касается только тех ситуаций, которые выходят за рамки того, что разумно ожидать от ребенка (см. X против Латвии, упомянутое выше, § 116; Момуссо и Вашингтон против Франции, № 39388 / 05, §§ 69 и 73, 6 декабря 2007 г .; и KJ против Польши, упомянутое выше, §§ 64 и 67).
98. В настоящем деле И.К. возражал против возвращения В. в Финляндию, приводя следующие причины: В. уже обосновалась в своей новой среде в России, что она не говорит по-фински и что ее возвращение в Финляндию приведет к их разлуке и, таким образом, будет психологически травмирует ее. Она также указала, что В. был выслан в Россию, чтобы ей могла быть предоставлена необходимая медицинская помощь, и, наконец, заявитель страдал психическим расстройством (см. Пункт 30 выше).
99. Хотя Дзержинский районный суд при рассмотрении дела в первой инстанции должным образом учел все доводы, высказанные И.К. и пришел к выводу, что не было обстоятельств, которые могли бы составить исключение в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции для возвращения В. в Финляндию (см. пункт 33 выше), городской суд, действующий в качестве апелляционного суда, ограничил свое оценка простой ссылки на «многочисленные медицинские условия В.», которые могут причинить ей физический вред в случае ее возвращения в Финляндию. Таким образом, он квалифицировал состояние здоровья ребенка как исключение из его возвращения в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции.
100. Как видно из представленных Правительством материалов, медицинские документы, на которые ссылается городской суд, показывают, что В. страдал от ряда довольно распространенных состояний, присутствующих у многих детей, включая атопический дерматит, аллергический ринит, мышечную гипотензию, плоскостопие, дефицит железа и задержка речи, а также то, что лечение, которое она требовала, включало наблюдение за медицинскими специалистами, соблюдение специальной диеты, прием лекарств, массаж, ношение ортопедической обуви, плавание, развитие мелкой моторики и общих двигательных навыков, участие в конструктивной деятельности, выполнение суставная гимнастика и проходящая вестибулярная стимуляция. Правительство также опиралось на доклад медицинского психолога Санкт-Петербургского центра комплексной реабилитации и развития ребенка, в котором говорилось, что В. регулярно посещал детского психолога, который считал, что мать В. была единственным человеком, который мог предоставить В. необходимую помощь, и что любая смена места жительства будет вредной для психического развития В. (см. пункт 58 выше).
101. Суд отмечает, однако, что текст решения городского суда от 3 февраля 2016 года не содержал каких-либо подробностей о состоянии здоровья В. Также не упоминалось, какое лечение им требовалось, курс текущего лечения В. в России или наличие эквивалентного лечения в Финляндии. Оценка других возражений, высказанных И.К., не проводилась. на возвращение В. в Финляндию, что было важно для оценки наилучших интересов В., в частности, повлечет ли ее возвращение в Финляндию разлучение с матерью (будет ли И.К. по возвращении туда, может ли заявитель лишить ее свободы или помешать ей связаться с ребенком и т. д.).
102. В связи с этим Суд считает, что, хотя обстоятельства, которые могли бы оправдать применение исключения в соответствии со статьей 13 (b) Гаагской конвенции к общему правилу незамедлительного возвращения ребенка, могли существовать, но не были упомянуты во внутренних решениях, он Задача Суда не состоит в том, чтобы занять место национальных властей и установить их.
103. В свете вышеизложенного Европейский Суд полагает, что городской суд не смог по-настоящему рассмотреть и дать достаточно аргументированное решение о том, действительно ли состояние здоровья В. или любые другие обстоятельства, изложенные И. К., составляли ее исключение. немедленное возвращение при применении статьи 13 (b) Гаагской конвенции и оценка ее в свете статьи 8 Конвенции.
104. Принимая во внимание обстоятельства дела в целом, Европейский Суд приходит к выводу, что толкование и применение положений Гаагской конвенции городским судом не обеспечило гарантии статьи 8 Конвенции, что вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни не было «необходимым в демократическом обществе» по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции, и что государство-ответчик не выполнило свои позитивные обязательства по статье 8 Конвенции обеспечить заявителю право на уважение его семейной жизни.
105. Таким образом, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
II. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
106. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд установит, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, и если внутреннее законодательство соответствующей Высокой Договаривающейся Стороны допускает лишь частичное возмещение, Суд, в случае необходимости, предоставляет справедливую компенсацию пострадавшая сторона».
A. Убытки
107. Заявитель требовал компенсации морального вреда, понесенного в результате предполагаемого нарушения Конвенции, в размере, который будет определен Судом.
108. Правительство посчитало, что, поскольку заявитель не смог дать количественную оценку своему требованию о компенсации морального вреда, его требование должно быть отклонено.
109. Суд считает, что заявитель должен был страдать и продолжает испытывать страдания и эмоциональные трудности в результате отказа российского суда от постановления о возвращении его дочери в Финляндию, что не в достаточной мере компенсируется установлением нарушения Конвенция. С учетом обстоятельств дела и на справедливой основе, как того требует статья 41, Европейский Суд присуждает заявителю 16 250 евро (EUR) по данному основанию.
B. Затраты и расходы
110, Заявитель также требовал 500 000 российских рублей (рублей) в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в национальных судах и в Суде, из которых 350 000 рублей были понесены в ходе разбирательства в российских судах, а оставшаяся сумма в 150 000 рублей — в разбирательстве до суда. Заявитель поддержал свое требование копиями договоров об оказании юридических услуг с Л.А. Яблоковой и соответствующими квитанциями об оплате.
111. Правительство утверждало, что требование заявителя было необоснованным и чрезмерным и должно быть отклонено.
112. Согласно прецедентному праву Европейского Суда, заявитель имеет право на возмещение судебных расходов и издержек только в той степени, в которой было доказано, что они были фактически и обязательно понесены и являются разумными с точки зрения количества. В настоящем деле, учитывая имеющиеся у него документы и вышеуказанные критерии, Суд принимает требования заявителя и присуждает сумму в размере 6800 евро, покрывающую расходы по всем статьям.
C. Проценты
113. Суд считает целесообразным, чтобы процентная ставка по умолчанию была основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка, к которой следует добавить три процентных пункта.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД:
1. Объявляет единогласно жалобу приемлемой;
2. Постановляет шестью голосами против одного, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;
3. Постановил шестью голосами против одного
(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с даты, когда судебное решение станет окончательным в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции, следующие суммы, которые должны быть конвертированы в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на дату расчета:
(i) 16 250 евро (шестнадцать тысяч двести пятьдесят евро) плюс любые налоги, подлежащие начислению на эту сумму, в качестве компенсации морального вреда;
(ii) 6 800 евро (шесть тысяч восемьсот евро) плюс любые налоги, которые могут быть взысканы с заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;
(b) что с момента истечения вышеуказанных трех месяцев до момента выплаты по вышеуказанным суммам уплачиваются простые проценты по ставке, равной предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в течение периода дефолта, плюс три процентных пункта.
Совершено на английском языке и сообщено в письменном виде 18 июня 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Стивен Филипс Винсент А. Де Гаэтано
Секретарь Председатель