Перевод настоящего решения является техническим и выполнен в ознакомительных целях.
С решением на языке оригинала можно ознакомиться, скачав файл по ссылке.

Вторая секция

Дело «Сирвинскас против Литвы»
(Жалоба № 21243/17)

Постановление

Страсбург

23 июля 2019 г

Данное решение станет окончательным в случаях, предусмотренных частью 2 статьи 44 Конвенции, но может быть подвергнуто редакционной правке.

По делу «Сирвинскас против Литвы»
Европейский Суд по правам человека (Вторая секция), заседая Палатой в составе:
Robert Spano, Председателя,
Marko Bošnjak,
Valeriu Griţco,
Egidijus Kūris,
Ivana Jelić,
Arnfinn Bårdsen,
Darian Pavli, судей,
и Hasan Bakırcı, секретаря Секции,
рассмотрев дело в закрытом слушании 2 июля 2019 года,
вынес в указанную дату последующее Постановление:

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было инициировано жалобой (№21243/17), поданной против Республики Литва в Европейский Суд по правам человека в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция) гражданином Литвы Далиусом Сирвинскасом (заявитель) 8 марта 2017 г.

2. Интересы заявителя были представлены адвокатом А. Груодисом, практикующим в Каунасе. Власти Литвы были представлены их уполномоченным – Л. Урбайте.

3. Заявитель утверждал, что решение национального суда об определении места жительства его дочери в пользу его бывшей жены является нарушением его прав, гарантированных пар. 1 статьи 6 и статьи 14 Конвенции.

4. 29 мая 2018 года жалоба заявителя была коммуницирована властям Литвы.

ФАКТЫ

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1981 г. и проживает в г. Кармелава, регионе Каунас.

6. В июле 2010 г. заявитель женился на И. В сентябре 2010 г. родилась его дочь П. До 9 ноября 2013 г. они проживали в доме родителей заявителя в г. Кармелава.

7. 9 ноября 2013 г., около 3 часов дня, заявитель позвонил в полицию и сообщил, что поссорился с женой, и она решила уехать из дома и забрать дочь с собой. Согласно отчету полиции, на момент приезда в дом заявителя они не обнаружили следов физического насилия; заявитель сообщил, что его жена случайно поцарапала его, когда забирала их дочь, но это не причинило ему боль. Заявитель и его жена не имели друг к другу никаких претензий и попросили полицию не начинать расследование.

8. В своем представлении Суду, заявитель утверждал, что 9 ноября 2013г. И. уехала из дома, забрав с собой дочь. Заявитель и И. не пришли к согласию, с кем должна жить их дочь, поэтому заявитель вызывал полицию, которая приказала ему разрешить жене забрать дочь с собой. Заявитель подчинился. Он и И. договорились, что до тех пор, пока они не придут к окончательному решению, П. будет жить с каждым из них по очереди.

9. 20 декабря 2013 г. заявитель обратился в Департамент по защите прав ребенка муниципалитета Кайсиадорис (далее – Департамент по защите прав ребенка) с просьбой «повлиять на поведение» его жены. Он утверждал, что И. уехала из дома (см. параграфы 7 и 8 выше), и что по ее просьбе он добровольно отвел их дочь в квартиру И. в Зиезмариай в муниципалитете Кайсиадорис. 10 декабря 2013 г. они договорились, что заявитель заберет ребенка через 10 дней. Однако, когда заявитель прибыл в квартиру И. 20 декабря 2013 г, И. не разрешила заявителю забрать П. Заявитель также утверждал, что однажды, когда он позвонил И. по телефону, он слышал плач П. У него появились подозрения, что ребенок, возможно, подвергался психологическому и физическому насилию. Он также утверждал, что П., пожив с И., просила его больше не оставлять ее одну с И.

10. 22 декабря 2013 г. И. подала жалобу в полицию, утверждая, что в предыдущий день заявитель приехал к ней на работу и настойчиво потребовал, чтобы она позволила ему забрать П. с собой. И. объяснила ему, что ребенок болен, но заявитель угрожал забрать ее, пока И. была на работе. Позднее И. получила звонок от ее матери, которая сказала ей, что заявитель ворвался в ее дом и угрожал силой забрать П. Была вызвана полиция, которая сообщила заявителю, что он не может забрать ребенка в отсутствие И. И. заявила, что она испытывала постоянное психологическое давление и чувствовала себя небезопасно из-за угроз заявителя отобрать у нее П.

11. 23 декабря 2013 года заявитель обратился в Департамент по защите прав ребенка, утверждая, что 9 ноября 2013 г, когда он вернулся домой с работы, его жена напала на него и поцарапала; увидев это, их дочь начала кричать. Заявитель утверждал, что вспышки гнева его жены были частыми и что ранее она проявляла физическое насилие по отношению к П. В тот день он вызвал полицию, но решил не подавать официальную жалобу, чтобы не создавать проблем для И. Он позволил И. забрать ребенка с собой, потому что он был введен в заблуждение сотрудниками полиции, которые сказали ему, что И. имеет на это право (см. параграфы 7 и 8 выше).
Кроме того, заявитель утверждал, что 20 декабря 2013 года, как ранее было согласовано с И., он прибыл в ее квартиру, чтобы забрать П., но дома никого не было. Когда он позвонил И. на ее мобильный телефон, она сказала ему прекратить преследовать ее. На следующий день заявитель пошел в дом матери И., где он обнаружил П.; П. подбежал к нему с плачем и попросила отвезти ее домой. По мнению заявителя, ребенок выглядел грустным, ее движения были замедленными; она сказала ему, что на нее напала собака матери И. Когда мать И. отказалась позволить заявителю забрать ребенка, он вызвал полицию, но они сказали ему, что не смогут ничего сделать в отсутствие официальной жалобы. Тогда заявитель отправился на работу к И. и попросил у нее разрешения забрать ребенка, но И. отказалась.

Заявитель утверждал, что каждый раз, когда он звонил И., она отказывалась рассказывать о П., и он часто слышал плач П. на заднем фоне. Кроме того, каждый раз, когда он разговаривал с П. по телефону, она кричала и просила его отвезти ее домой, но, услышав, что говорит П., И. начинала кричать на ребенка и говорить ей, что заявитель не хочет жить с ней.

Заявитель попросил Департамент по защите прав ребенка принять меры для защиты его дочери от И. Он утверждал, что И. не способна контролировать свои эмоции, часто кричал на ребенка и иногда избивала ее. Кроме того, она препятствовала общению заявителя с П. Он также утверждал, что П. привыкла к дому, в котором она жила с рождения до ее переезда с И., и что И. единолично поменяла место жительства П., что противоречило закону. Кроме того, условия жизни в новой квартире И. не были подходящими для ребенка, и из-за графика работы И., П. часто оставалась с матерью И. Вдобавок, у И. была еще одна дочь от предыдущего брака, о которой заботилась мать И., что заставило заявителя усомниться в способности И. воспитать их дочь.

12. Департамент по защите прав ребенка уведомил полицию о заявлениях заявителя о предполагаемом насилии в отношении П. (см. параграфы 9 и 11 выше). Впоследствии полиция отказалась начать предварительное следствие, не обнаружив никаких доказательств того, что И. жестоко обращалась с ребенком.

13. 23 декабря 2013 года Департамент по защите прав ребенка провел встречу с заявителем и И. Последняя утверждала, что она не возражала против того, чтобы заявитель встречался с их дочерью, но только в ее присутствие, поскольку заявитель ранее пытался настроить П. против нее. Однако И. не позволила бы заявителю прийти к ней домой со его родителями, потому что, по ее мнению, они послужили причиной расставания заявителя и И. Было решено, что заявитель встретится с П. в квартире И. 26 декабря 2013 г.
Заявитель утверждал, что 26 декабря 2013 года он прибыл в квартиру И., но там не было ни И., ни П. Он позвонил И. и отправил ей текстовые сообщения, но ответа не получил.

14. 27 декабря 2013 года сотрудник Департамента по защите прав ребенка посетил квартиру И. Сотрудник посчитал, что условия в квартире И., хотя и скромные и нуждающиеся в некотором ремонте, были подходящими для ребенка. П. чувствовала себя там счастливой, и ее отношения с матерью были теплыми и искренними.

А. Определение временного места жительства ребенка и другие связанные с этим разбирательства

15. 30 декабря 2013 г. И. подала заявление о разводе в Кайсиадорский районный суд. Она попросила суд установить, что брак распался по вине заявителя, утверждая, что он начал пить, не заботился о семье, взял несколько займов, не посоветовавшись с ней, и 9 ноября 2013 года выгнал ее и П. из дома (см. пункты 7 и 8 выше). Она также попросила суд вынести решение о проживании П. с ней, установить график встреч заявителя с ребенком и приказать ему оплатить алименты. Наконец, она попросила суд назначить временную меру и постановить, что П. должна проживать с ней до принятия окончательного решения.

16. 31 декабря 2013 г. заявитель также подал запрос в Кайсиадорский районный суд с просьбой вынести постановление о проживании П. с ним. Он утверждал, что И. не позволила ему увидеться с их дочерью, хотя девочка выразила желание увидеться с ним и жить с ним. Он утверждал, что И. часто кричала на П. и иногда избивала ее, тогда как заявитель никогда не причинял вреда ребенку. Он повторил заявления, которые он ранее сделал перед Департаментом по защите прав ребенка, в том числе свое заявление о том, что 9 ноября 2013 года он позволил И. взять П. с собой, потому что он был введен в заблуждение полицейскими, которые сказали ему, что И. имела на это право (см. параграфы 9 и 11 выше). Он также утверждал, что с момента ее рождения и до ее переезда с И., П. жила в доме родителей заявителя и очень к нему привыкла, что она была привязана к своим бабушке и дедушке, которые также жили там. Он утверждал, что дом лучше соответствовал потребностям ребенка и был ближе к ее детскому саду, чем квартира И. Соответственно, заявитель утверждал, что девочка должна жить с ним. В случае, если суд отклонит его ходатайство, заявитель попросил определить график его встреч с дочерью. Он также попросил суд назначить временную меру и постановить, что П. должна проживать с ним до принятия окончательного решения. Наконец, заявитель просил суд не принимать решения в отсутствие сторон (см. параграф 72 ниже).

17. 2 января 2014 года сотрудник Старшинства Зиезмариай посетил квартиру И. и решил, что условия подходят для ребенка. В отчете о посещении также указывалось, что 2 января 2014 года П. начала ходить детский сад в Зиезмариайе и что Старшинство не получало никаких жалоб на семью.

18. 6 января 2014 года Кайсиадорский районный суд в письменном процессе принял два отдельных решения по ходатайствам заявителя и И. о принятии временных мер (см. параграфы 15 и 16 выше).

19. Суд отклонил ходатайство заявителя о применении временной меры. Суд посчитал, что в соответствии с национальным законодательством временная мера, такая как определение места жительства ребенка, должна применяться, когда есть достаточные основания полагать, что без этого права или интересы ребенка будут поставлены под угрозу. Суд также подчеркнул, что изменение места обычного проживания ребенка (įprastinė gyvenamoji vieta) может нанести ему или ей социальный и психологический вред. Суд счел утверждение заявителя о том, что И. избивала их дочь, бездоказательным. Кроме того, суд постановил, что не было никаких оснований полагать, что проживание П. с И. каким-либо образом ущемляло права и интересы девочки. Суд отметил, что проживание П. с ее матерью не ограничивало право заявителя видеться с дочерью и принимать участие в ее воспитании. Суд отметил, что 23 декабря 2013 года заявитель пожаловался в Департамент по защите прав ребенка, что он не смог увидеть свою дочь (см. параграф 11 выше), но эта жалоба в то время не рассматривалась, поэтому было невозможно сделать вывод, была ли она обоснованной.

20. В отдельном решении Кайсиадорский районный суд удовлетворил ходатайство И. о применении временной меры. Суд отметил, что П. проживала с И. и что официальным местом жительства П. была объявлена квартира И. Суд постановил, что «изменение привычного места жительства ребенка и нарушение его эмоциональной связи с матерью, с которой она жила с рождения, всегда приводит к эмоциональному стрессу и может нанести социальный и психологический вред». Соответственно, суд удовлетворил ходатайство о принятии временной меры и постановил, что П. должна временно проживать с И. Заявителю предоставлялось право видеть свою дочь через выходные, с субботы утром до вечера воскресенья, и ему было предписано выплачивать алименты в размере 400 Литовских лит, примерно 116 евро в месяц.
В формулировке решения указывалось, что оно было принято без уведомления заявителя.

21. Заявитель подал жалобу на вышеупомянутые решения о временных мерах (см. параграфы 18-20 выше). Он утверждал, что Кайсиадорский районный суд неправильно определил, что ребенок должен жить с И. Заявитель утверждал, что П. жила в доме его родителей с момента рождения до переезда с И. и что, забрав ее, И. изменила обычное место жительства П. без согласия другого родителя (то есть заявителя). Он утверждал, что эти односторонние действия являются злоупотреблением родительскими правами, и что Кайсиадорский районный суд узаконил это злоупотребление. Кроме того, заявитель утверждал, что его дочь с момента рождения до переезда с И. жила не только с матерью, но и с отцом (заявителем), и что нарушение ее эмоциональной связи с одним из родителей может причинить ей одинаковое страдание; таким образом, к И. не следовало относиться более благосклонно просто потому, что она является матерью ребенка. Заявитель также повторил аргументы, приведенные им в его первоначальном требовании относительно того, почему П. должна жить с ним (см. параграф 16 выше). Наконец, он попросил суд изменить расписание встреч с ребенком и разрешать ему видеться с П. каждые выходные.

22. В своем ответе на апелляцию заявителя И. утверждала, что, когда она вышла из дома, заявитель согласился с тем, что она возьмет с собой их дочь, и они не договаривались, что место жительства П. будет регулярно меняться (см. параграфы 7 и 8), поскольку такая нестабильность была бы вредной для ребенка. И. также отрицала, что она препятствовала заявителю встретиться с их дочерью, и утверждала, что заявитель не выполнил предварительные меры, предписанные Кайсиадорским районным судом (см. параграфы 26, 27 и 30 ниже). Хотя И. и согласилась, что дом родителей заявителя был постоянным местом жительства П. с момента ее рождения до тех пор, когда ее родители не развелись, И. утверждала, что П. была больше привязана к ней, чем к дому, и что она быстро приспособилась к новой квартире; И. также указала, что П. начала ходить в детский сад поблизости (см. параграф 17 выше). Кроме того, она утверждала, что условия жизни в ее квартире были подходящими для ребенка, у нее был постоянный доход, и ее график работы позволял ей должным образом заботиться о П.

23. 17 января 2014 года заявитель направил письмо в Департамент по защите прав ребенка, указав, что И. продолжала препятствовать его встречам с П. Он заявил, что 26 декабря 2013 года он прибыл в квартиру И., как они договорились ранее (см. параграф 13 выше), но другой житель дома сказал ему, что И. там не живет. Заявитель утверждал, что, насколько ему известно, И. и П. переехали в эту квартиру только 2 января 2014 года, что свидетельствует о том, что И. ранее солгала властям о своем месте жительства. Кроме того, заявитель утверждал, что И. не соблюдает график встреч, установленный судом (см. параграф 20 выше). Он заявил, что в субботу, 11 января 2014 года, он прибыл в квартиру И., уведомив ее заранее, чтобы забрать ребенка на выходные, но дверь была заперта, и И. не отвечала на его телефонные звонки и текстовые сообщения. Заявитель также утверждал, что дом, в котором находилась квартира И., находился в плохом состоянии, и что он видел пьяных людей внутри и вокруг здания; поэтому это место не является подходящей средой для ребенка.

24. 20 января 2014 года Департамент по защите прав ребенка Каунасского региона (далее «Каунасский региональный орган по уходу за детьми») представил Кайсиадорскому районному суду оценку условий в доме заявителя. Они сделали вывод, что условия там были подходящими для ребенка и соответствовали интересам ребенка. Кроме того, им не сообщали, что родители заботились о П. ненадлежащим образом или пренебрегали ей. Однако они также сообщили, что Каунасский региональный орган по уходу за детьми не смог представить окончательное заключение относительно того, с кем из родителей должен жить ребенок, поскольку И. не проживает в Каунасском регионе, и орган не располагал необходимой информацией о ней.

25. 21 января 2014 года Департамент по защите прав ребенка представил Кайсиадорскому районному суду оценку условий в квартире И., посчитав их подходящими для ребенка. Отчет об оценке также содержал заявления И. о том, что П. была привязана к ее старшей сестре Р. (дочери И. от предыдущего брака) и к бабушке и дедушке по материнской линии. И. признала, что П. также любила своих бабушку и дедушку по отцовской линии, но она не могла их видеть некоторое время из-за конфликта между И. и заявителем; однако, И. полагала, что, как только этот конфликт будет разрешен, она сможет обеспечить более частые встречи между П. и ее бабушкой и дедушкой по отцовской линии. В отчете об оценке сделан вывод о том, что, изучив все соответствующие обстоятельства, Департамент по защите прав ребенка не возражал против постановления о проживании П. в пользу И.

26. 20 января 2014 года заявитель сообщил в Каунасский областной орган по уходу за детьми, что 18 января 2014 года он забрал свою дочь у И. на выходные в соответствии с решением суда о временных мерах. На следующий день, когда он должен был вернуть ее к И., П. начала плакать и просить его не возвращать ее к И., потому что И. била ее (skriaudžia); заявитель утверждал, что у него есть аудиозапись того, как П. говорила ему это. Затем он позвонил И. и сообщил ей о нежелании П. возвращаться к ней. Когда И. попросила заявителя разрешить ей поговорить с П. по телефону, девочка отказалась разговаривать с ней и снова начала плакать. И. обвинила заявителя в том, что он настроил ребенка против нее, и пригрозила вызвать полицию и судебного пристава. Впоследствии заявитель спросил П., почему она не хотела идти к своей матери, и П. сказала, что И. ударила ее по голове. По мнению заявителя, ребенок страдал от психологического стресса и подвергался физическому насилию. Он попросил органы власти направить П. к психологу для оценки ее психологического состояния.

27. В тот же день И. подала жалобу в Департамент по защите прав ребенка и Каунасский региональный орган по уходу за детьми, утверждая, что заявитель не выполнил решение суда о временных мерах и отказался вернуть П. ей. Она утверждала, что заявитель не отвечал на ее телефонные звонки и не позволил ей поговорить с ребенком по телефону. И. попросила органы власти незамедлительно связаться с заявителем и обязать его вернуть ребенка ей.

28. В тот же день Каунасский областной орган по уходу за детьми направил П. к психологу и направил утверждения заявителя о физическом насилии (см. параграф 26 выше) в полицию. Полиция начала предварительное расследование, но впоследствии оно было прекращено, поскольку полиция установила, что никаких преступных действий не совершалось.

29. 20 января 2014 года заявитель также подал запрос в Кайсиадорский районный суд с просьбой объяснить, каким образом решение о временных мерах (см. параграфы 18-20 выше) должно быть исполнено, учитывая, что ребенок отказался вернуться к матери и хотел жить с ним (см. параграф 26 выше). 23 января 2014 года Кайсиадорский районный суд объяснил, что для исполнения решения о временных мерах заявитель должен был уведомить судебного пристава.

30. 24 января 2014 года И. обратилась в Кайсиадорский районный суд с просьбой обязать заявителя вернуть ребенка ей. 27 января 2014 года Кайсиадорский районный суд обязал заявителя немедленно вернуть ребенка И.

31. 27 января 2014 года И. написала письмо в Департамент по защите прав ребенка и Каунасский областной орган по уходу за детьми, указав, что заявитель до сих пор не вернул П. и не позволил И. поговорить с ней. В результате П. не ходила в детский сад и пропустила прием к врачу. Кроме того, И. заявила, что заявитель водил П. к разным психологам, не консультируясь с И., и тем самым вызывал у ребенка эмоциональные переживания.
В тот же день заявитель направил письмо в Департамент по защите прав ребенка, в котором указывалось, что он не вернул П. И., потому что ребенок снова отказался вернуться к ней. Он заявил, что 21 и 23 января 2014 года он водил свою дочь к психологу по рекомендации Каунасского регионального управления по уходу за детьми (см. параграф 28 выше) и что она сказала психологу, что ее мать причинила ей боль и ранее выгоняла ее из дома (buvo išvariusi iš namų). Заявитель утверждал, что он пытался убедить свою дочь вернуться к И., но он не хотел насильно отвезти ее туда. Он выразил надежду, что его жена встретится с психологом и изменит свое поведение по отношению к дочери.

32. 29 января 2014 г. заявитель попросил судебного пристава передать П. И., не причиняя вреда ребенку, несмотря на то, что П. отказалась идти к своей матери. В этот день П. была передана И.

33. 4 февраля 2014 года заявитель подал запрос в Кайсиадорский районный суд с просьбой, в частности, обеспечить, чтобы П. продолжала посещать психологов в Каунасе, как решил Каунасский областной орган по уходу за детьми (см. параграф 28 выше). Он утверждал, что в соответствии с этим решением десять посещений будет достаточно для того, чтобы психологи могли сделать окончательный вывод относительно эмоциональных связей П. с ее родителями. На тот момент состоялось четыре таких посещения. Заявитель выразил опасение, что И. может помешать П. видеться с психологами в дальнейшем, поскольку их предварительные выводы заключались в том, что привязанность П. к заявителю была сильной.

34. 10 февраля 2014 года Кайсиадорский районный суд удовлетворил ходатайство заявителя о посещении П. психологов в Каунасе. Он приказал И. обеспечить, чтобы П. посещал психологов в Центре психологической поддержки и консультирования (государственное учреждение) до тех пор, пока они не смогут прийти к окончательному выводу об эмоциональном состоянии и мнении девочки.

35. Впоследствии И. подала запрос в Кайсиадорский районный суд с просьбой изменить вышеупомянутое решение (см. параграф 34 выше) и разрешить ей отвезти П. к психологам в Кайсиадорисе, который был ближе к месту проживания ребенка, а не в Каунас. Департамент по защите прав ребенка рекомендовал, чтобы П. ходила к психологам в Педагогико-психологическую службу Кайсиадорского района (далее «Психологическая служба Кайсиадориса»). Представляется, что заявитель не возражал против просьбы И. 26 февраля 2014 года Кайсиадорский районный суд удовлетворил просьбу И. и обязал ее обеспечить, чтобы П. посещала психологов в психологической службе Кайсиадориса.

36. 3 марта 2014 года И. обратилась в психологическую службу Кайсиадориса за рекомендациями относительно того, как она и заявитель должны вести себя со своей дочерью, пока их спор относительно ее места жительства еще не разрешен. В неустановленную дату психологическая служба Кайсиадориса встретилась с И. и П. и 10 марта 2014 г. сделала следующие выводы. После наблюдения за П. и И. выяснилось, что их отношения и общение соответствовали нормальному уровню развития П. для ее возраста, и не было никаких признаков того, что П. могла страдать от психологической травмы или что она испытывала какое-либо эмоциональное напряжение или агрессию по отношению к любому из ее родителей. В докладе сделан вывод:
«Настаиваем (primygtinai rekomenduojama), чтобы родители …:
1. разрешили спор относительно места жительства [П.] и обеспечили право ребенка на общение с обоими родителями путем дружеского соглашения в интересах благополучия ребенка;
2. свести к минимуму неизбежную травму, которой подвергается ребенок в результате развода родителей, обеспечивая ей стабильные условия и общение с отцом и матерью в соответствии с ее возрастом;
3. принять во внимание тот факт, что дети в возрасте [П.] (то есть в возрасте от шести месяцев до трех лет) могут страдать от тревоги при разлучении со своей матерью;
4. [признать, что] во избежание болезненной реакции на развод во время критического периода (т. е. во время бракоразводного процесса и, по крайней мере, через полгода после его окончания), безусловно, необходимо удовлетворять потребность [П.] жить со своей матерью в стабильном физическом, эмоциональном и социальном окружении;
5. защитить [П.] от любого желания со стороны супругов — что часто наблюдается во время бракоразводного процесса — отомстить другому, используя беспомощность ребенка и его потребность в эмоциональной близости с каждым из своих родителей».

37. Заявитель подал жалобу Уполномоченному по правам ребенка в отношении выводов психологической службы Кайсиадориса. Он утверждал, что эти выводы были предвзятыми и были получены исключительно на основании заявлений И., которые были неточными, и без оценки эмоциональной связи П. с заявителем. В частности, он оспаривал выводы службы о том, что П. «могла страдать от беспокойства, будучи разлученной с [ее] матерью», и что «несомненно необходимо удовлетворять потребность [П.] жить с ее матерью» (см. параграф 36 выше), утверждая, что П. пострадает не меньше, если ее разлучат с отцом.
Заявитель также жаловался Уполномоченному по Равным Возможностям на то, что выводы психологической службы Кайсиадориса были дискриминационными по отношению к нему, как к отцу П., по признаку пола.

38. 20 марта 2014 года Центр психологической поддержки и консультирования в письме, отвечающем на предварительный запрос заявителя, указал, что к этой дате они провели пять встреч с П. и несколько встреч с заявителем и И. по отдельности. Хотя было ясно, что П. любила обоих своих родителей, на всех встречах она выражала желание жить с заявителем, и психологи наблюдали ее большую привязанность к нему. В письме было рекомендовано продолжить оказание психологической поддержки П.

39. 1 апреля 2014 года Каунасский областной суд в письменном процессе рассмотрел жалобу заявителя на решение Кайсиадорского районного суда о временных мерах (см. параграфы 18-20 выше). Суд отклонил часть кассационной жалобы, касающуюся временного проживания П. Суд решил, что заявитель не доказал, что проживание П. с И. противоречило интересам ребенка; они также ссылались на выводы органов власти о том, что условия в квартире И. были подходящими для ребенка (см. параграф 17 выше). Суд подчеркнул, что на этом этапе разбирательства они определяли только временное место жительства ребенка и что постоянное место жительства ребенка будет определено при рассмотрении иска о разводе; только на этом этапе будет решено, к кому из родителей ребенок привязан сильнее и какое место жительства больше соответствует ее потребностям. Ссылаясь на отчеты психологов, которые разговаривали с П. (см. параграфы 36 и 38 выше), суд счел, что на этом этапе психологи не пришли к окончательному выводу относительно того, к кому из родителей ребенок был привязан сильнее, и что они обнаружили, что из-за детского возраста, П. не могла выразить свое предпочтение относительно того, с кем из родителей она хотела бы жить, и на что, вероятно, повлияли взгляды ее родителей. Однако суд расширил право заявителя на встречи с дочерью, предоставив ему право видеться с П. через каждые выходные, с вечера пятницы до вечера воскресенья.

40. Впоследствии заявитель обратился в Кайсиадорский районный суд с просьбой о дальнейшем продлении его прав на встречу с ребенком, но 9 мая 2014 года суд на устном слушании отклонил эту просьбу.

41. 15 июля 2014 г. заявитель обратился в Департамент по защите прав ребенка, сообщив, что П. сказала ему по телефону, что ее старшая сестра Р. (дочь И. от предыдущего брака) избила ее. На следующий день сотрудник Департамент по защите прав ребенка вместе с сотрудником полиции посетили дом родителей И., где находились П. и Р. Они поговорили с П., и она сказала им, что любит свою сестру и последняя никогда ее не избивала. После этого И. подала жалобу в Департамент по защите прав ребенка, указав, что заявитель неправомерно обвинил ее дочь Р. в избиении П. Органы власти направили утверждения И. и заявителя в полицию Кайсиадориса, но 18 августа 2014 года полиция решила не начинать предварительное следствие. После допроса заявителя, И. и Р., полиция не обнаружила доказательств того, что Р. применяла насилие в отношении П. Кроме того, они посчитала, что заявитель не собирался оклеветать Р., а просто сообщил властям о своих подлинных подозрениях.

42. 27 августа 2014 года психологическая служба Кайсиадориса направила письменное объяснение в Кайсиадорский районный суд о том, что их выводы от 10 марта 2014 года (см. параграф 36 выше) были сделаны после запроса И. о психологической помощи; однако их целью не было выяснить мнение П. относительно ее места жительства. Психологическая служба Кайсиадориса также заявила, что не имеет полномочий оценивать привязанность П. к своим родителям.

43. 30 сентября 2014 года Уполномоченный по правам ребенка, рассмотрев жалобу заявителя на выводы психологической службы Кайсиадориса от 10 марта 2014 года (см. параграфы 36 и 37 выше), вынес заключение. Уполномоченный отметил, что 3 марта 2014 года И. обратилась в психологическую службу Кайсиадориса по своей собственной инициативе и что после того, как Уполномоченный начал настоящее расследование, в августе 2014 года служба сообщила Кайсиадорскому районному суду, что они не оценивали степень привязанности П. к ее родителям, поскольку они не имели на это полномочий (см. параграф 42 выше). Уполномоченный установил, что Департамент по защите прав ребенка своевременно не проинформировал психологическую службу Кайсиадориса о решениях суда, предписывающих И. отвезти П. к психологам (см. параграфы 34 и 35 выше). Кроме того, Уполномоченный отметил, что, согласно соответствующим правовым документам, психологическая служба Кайсиадориса не имеет полномочий оценивать, с кем из родителей должен жить ребенок в случае развода, и что Департамент по защите прав ребенка, таким образом, не должен был рекомендовать И. отвести П. в эту службу. По мнению Уполномоченного, при принятии своего решения от 26 февраля 2014 года (см. параграф 35 выше) Кайсиадорский районный суд был введен в заблуждение относительно объема полномочий психологической службы Кайсиадориса. Поэтому Уполномоченный счел, что выводы службы от 10 марта 2014 года (см. параграф 36 выше) не должны были быть приняты судом в качестве доказательств. Мнение Уполномоченного было передано в Кайсиадорский районный суд.

44. В октябре и ноябре 2014 года заявитель подал несколько жалоб в Департамент по защите прав ребенка, утверждая, что И. не заботится о здоровье П. и что она препятствовала его встречам с дочерью и разговорам с ней по телефону под предлогом, что она заболела. 3 ноября 2014 года сотрудники Департамента по правам ребенка посетили дом И.; 10 ноября 2014 г. они провели встречу с заявителем и И., в ходе которой И. отрицала утверждения заявителя. Врач П. и директор детского сада также присутствовали на этой встрече и подтвердили, что П. в целом здорова и не болеет чаще, чем большинство детей ее возраста. Департамент по правам ребенка выразил сожаление по поводу того, что заявитель и И. не смогли разрешить свои разногласия, поскольку такая ситуация была вредной для ребенка. Они рекомендовал И., что в случае, если П. заболела в выходные дни, которые она должна была провести с заявителем, и болезнь не была серьезной, заявитель все еще мог забрать ребенка; кроме того, они рекомендовали, чтобы в случае, если заявителю пришлось пропустить выходные с П. из-за ее болезни, И. должна позволить ему провести другие выходные с ребенком.

45. 10 ноября 2014 г. заявитель обратился с просьбой в Кайсиадорский районный суд изменить график его встреч с дочерью и распорядиться, чтобы, в случае, если П. должна была провести выходные с заявителем, но она не была передана ему по какой-либо причине, он имел право забирать П. на следующих выходных. 13 ноября 2014 года Кайсиадорский районный суд отклонил эту просьбу на том основании, что предложение заявителя потребует частой смены места жительства П. и что такое отсутствие стабильности может причинить ей вред. Суд также сослался на выводы психологической службы Кайсиадориса о том, что во время бракоразводного процесса и, по крайней мере, через полгода после его окончания, необходимо было удовлетворить потребность П. жить с матерью в стабильной физической, эмоциональной и социальной обстановке и то, что дети возраста П., вероятно, будут испытывать беспокойство, если будут разлучены с матерью (см. параграф 36 выше). Заявитель подал апелляцию на это решение, но 26 января 2015 года Каунасский областной суд отклонил его жалобу и оставил в силе решение суда нижестоящей инстанции. Он подчеркнул, что невозможность заявителя увидеть П. по выходным была вызвана болезнью ребенка, а не какой-либо попыткой со стороны И. помешать ему увидеть ребенка.

46. 11 ноября 2014 года Уполномоченный по вопросам равных возможностей рассмотрел жалобу заявителя на выводы психологической службы Кайсиадориса (см. параграфы 36 и 37 выше). Он сослался на мнение Уполномоченного по правам ребенка (см. параграф 43 выше), который установил, что психологическая служба Кайсиадориса не оценивала привязанность П. к своим родителям, поскольку они не имели на это полномочий, и что их выводы был ошибочно направлен в Кайсиадорский районный суд. Соответственно, Уполномоченный по вопросам равных возможностей заявил, что, поскольку выводы психологической службы Кайсиадориса не могли быть использованы в качестве доказательств в судебном разбирательстве, они не могли повлиять на права заявителя или дискриминировать его по признаку пола.

47. Заявитель подал жалобу на Уполномоченного по вопросам равных возможностей в Вильнюсский окружной административный суд. Он утверждал, что суды полагались на выводы психологической службы Кайсиадориса, тем самым нарушая его права и дискриминируя его по признаку пола. 3 ноября 2015 года Вильнюсский окружной административный суд отклонил его жалобу. Он постановил, что, хотя Кайсиадорский районный суд и Каунасский областной суд в своих решениях действительно полагались на выводы психологической службы Кайсиадориса (см. параграфы 39 и 45 выше), это не повлияло на законность мнения Уполномоченного по вопросам равных возможностей, поскольку заявитель имел возможность защищать свои права путем обжалования этих судебных решений.

48. В ноябре 2015 года заявитель подал несколько жалоб в Департамент по защите прав ребенка, указав, что И. применяла физическое и психологическое насилие в отношении П. и что врачи и персонал детского сада предоставляли ему неправдивую информацию о его дочери. Органы власти направили жалобы заявителя в полицию Кайсиадориса, но полиция отказалась начать предварительное следствие, заявив, что у них нет никаких оснований полагать, что были совершены какие-либо преступные действия.

B. Определение постоянного места жительства ребенка

49. 7 марта 2014 года Кайсиадорский районный суд заслушал дело о разводе заявителя и И. Суд постановил, что участие заявителя и И. в судебном заседании было обязательным; поскольку ни один из них не явился, они решили провести еще одно слушание 6 мая 2014 года.

50. Суд провел дополнительные слушания 6 мая, 6 июня, 17 июля и 3 сентября 2014 года, в ходе которых они заслушали различных свидетелей, изучили письменные доказательства и рассмотрели ходатайства сторон.

51. В ходе слушания, состоявшегося 22 октября 2014 г., суд удовлетворил ходатайство заявителя о встрече П. с назначенным судом психологом для определения степени ее привязанности к каждому из ее родителей. Суд обязал стороны представить свои вопросы психологу до 3 ноября 2014 года.

52. 5 ноября 2014 г. суд направил вопросы, представленные заявителем и И. психологу. Дело было отложено до выдачи заключения психолога.

53. П. встретилась с назначенным судом психологом 18 марта 2015 г., и психолог опубликовал свое заключение 30 апреля 2015 г. Он заявил, что П. еще слишком маленькая, чтобы иметь независимое мнение относительно ее места жительства, и что она очень легко поддается влиянию близких ей людей. Хотя П. не смогла полностью понять конфликт между ее родителями, она беспокоилась об этом и не хотела отвечать на вопросы, связанные с ним. Она выразила теплые чувства по отношению к обоим своим родителям, была привязана к ним обоим и чувствовала себя в безопасности, и отрицала, что подверглась физическому насилию со стороны любого из них. Было ясно, что П. скучала по отцу (заявителю) и дому, в котором она провела первые годы жизни; она хотела проводить больше времени со своим отцом, чувствовала себя счастливой, когда видела его, и грустила, когда разлучалась с ним. В то же время, ей было неприятно выбирать между ее родителями, и она больше всего хотела, чтобы они и она могли снова жить вместе.
По словам психолога, П. уже привыкла к своему нынешнему месту жительства (квартире И.) и к детскому саду, который она посещала, и поэтому ей не рекомендовалось снова менять место жительства, так как это могло подорвать чувство стабильности и безопасности ребенка. Психолог подчеркнул, что девочка скучала по отцу, и поэтому было важно обеспечить его частые и непрерывные визиты. Кроме того, для защиты наилучших интересов ребенка важно обеспечить стабильность в ее жизни и, насколько это возможно, не вовлекать ее в разногласия ее родителей.
Выводы психолога были направлены в Кайсиадорский районный суд 5 мая 2015 года.

54. 26 мая 2015 года суд постановил возобновить рассмотрение дела о разводе. Суд провел слушание 25 июня 2015 года и постановил провести следующее слушание 10 сентября 2015 года, после каникул судьи и адвокатов. В этот день, заслушав окончательные аргументы сторон, суд объявил, что вынесет свое решение 30 сентября 2015 года.

55. 30 сентября 2015 года суд постановил возобновить рассмотрение дела по существу на том основании, что стороны не представили достаточных документов, детализирующих их текущее финансовое состояние и их долги друг другу. Суд обязал их предоставить соответствующие документы до 2 ноября 2015 года и назначил слушание на эту дату.

56. В судебном заседании 2 ноября 2015 года суд рассмотрел новые документы, заслушал окончательные доводы сторон и завершил рассмотрение дела по существу. Суд объявил, что решение будет вынесено 18 ноября 2015 года.

57. 18 ноября 2015 года Кайсиадорский районный суд вынес решение по делу о разводе. Суд отметил, что заявитель и И. оба обвинили друг друга в злоупотреблении алкоголем, физическом насилии и пренебрегании своей семьей, но на основании имеющейся информации суд счел, что оба они в равной степени несут ответственность за расторжение брака.

58. Принимая решении о постоянном месте жительства, суд отметил, что П. проживала с И. с 9 ноября 2013 года и посещала детский сад неподалеку; местные органы по защите детей осмотрели квартиру И. и обнаружили, что она подходит для ребенка и что нет никаких признаков того, что проживание с И. в какой-либо степени вредит П. (см. параграфы 14, 17 и 25 выше). Суд также сослался на выводы назначенного судом психолога, который установил, что П. была в равной степени привязана к обоим родителям, но была слишком маленькой, чтобы выразить независимое мнение о том, с кем из них она предпочитает жить; девочка привыкла к своему новому месту жительства с матерью и к детскому саду, в который она ходила, и психолог рекомендовал не менять его снова, поскольку стабильность была очень важна для ребенка ее возраста (см. параграф 53 выше). Принимая во внимание эти выводы, суд постановил, что это было «особенно важным обстоятельством» (itin svarbi aplinkybė), что в течение двух лет ребенок жил с И., и подчеркнул, что смена места жительства может нанести ей социальный и психологический вред (см. параграфы 75 и 76 ниже). Суд решил, что хотя оба родителя были способны обеспечить надлежащие условия для развития и воспитания П. и что она была привязана к ним обоим, «не было никаких важных и неизбежных причин» (nėra būtino ir neišvengiamo pagrindo) для изменения ее текущего места жительства. Поэтому суд вынес постановление о проживании П. в пользу И.

59. Кроме того, суд подчеркнул, что родитель, с которым проживает ребенок, не имеет права вмешиваться в право другого родителя видеть ребенка и участвовать в его воспитании. Суд постановил, что заявитель имеет право видеть свою дочь каждые выходные, с утра субботы до вечера воскресенья. Ему также было предписано платить алименты на ребенка в размере 200 евро в месяц.

60. Тем же решением суд разделил между заявителем и И. их семейное имущество и ответственность по долгам перед их кредиторами.

61. Заявитель подал жалобу на это решение. Он утверждал, что суд неправильно установил, что квартира И. стала обычным местом жительства П. и не должна изменяться. Он утверждал, что дом его родителей, в котором П. жила с рождения до ее переезда с И., был ее обычным местом жительства, и что ее забрали из этого дома в результате единоличных действий И., которые представляли собой злоупотребление родительскими правами (см. пункты 7 и 8 выше). Он утверждал, что суд первой инстанции вынес постановление о проживании П. в пользу И. в основном потому, что П. уже жила с И., как предписывало более ранее решение о временных мерах (см. параграфы 18-20 выше), и что временные меры де-факто стали постоянными. Заявитель также утверждал, что суд не рассмотрел ни одного из его аргументов относительно того, почему ребенок должен жить с ним (см. параграф 16 выше). Он утверждал, что выводы психологов и показания свидетелей показали, что П. чувствовала более сильную привязанность к нему, чем к И., и что она хотела жить с ним. Кроме того, он утверждал, что суд не принял во внимание личность и поведение И., например, ее отказ позволить заявителю увидеть ребенка и тот факт, что дочь И. от предыдущего брака не жила с ней. Заявитель также просил расширить его права на встречи с ребенком и уменьшить сумму на содержание, которую он должен был заплатить.

62. 10 мая 2016 года Каунасский областной суд постановил возобновить рассмотрение доказательств, связанных с порядком проживания. Суд провел устное слушание 18 августа 2016 года.

63. 8 сентября 2016 года Каунасский областной суд частично изменил решение нижестоящего суда. Он полностью поддержал выводы, касающиеся порядка проживания (см. 58 выше), и указал, что заявитель не представил никаких доказательств того, что «изменение места жительства его дочери будет в ее интересах». Однако суд расширил права заявителя на встречи с ребенком, предоставив ему право видеть свою дочь каждые выходные, с вечера пятницы до вечера воскресенья, видеть ее в определенные праздничные дни и проводить с ней часть ее летних каникул.

64. Заявитель подал апелляцию по вопросам права, в которой он повторил аргументы, касающиеся места жительства ребенка, которые он выдвигал в своих предыдущих требованиях и апелляциях (см. параграфы 16, 21 и 61 выше). Кроме того, он жаловался на отсутствие устного слушания в судах, которые приняли решение о вышеупомянутых временных мерах (см. параграфы 18-20 выше). Заявитель утверждал, что временное место жительства его дочери, определенное в ходе разбирательства о временных мерах, имело ключевое значение при последующем определении ее постоянного места жительства, то есть решение о проживании в пользу И. было принято в основном на основании того факта, что П. уже проживала с И. (см. параграф 58 выше). Поэтому заявитель утверждал, что для него было важно быть услышанным лично при определении временных мер. Он также жаловался на то, что подвергался дискриминации по признаку пола и что с И. суды обращались более благоприятно просто потому, что она была матерью ребенка. Заявитель утверждал, что он и И. были признаны способными обеспечить подходящие условия жизни их дочери; однако суды предположили, что ребенок должен проживать с И., и возложили на заявителя бремя доказывания обратного.

65. 13 декабря 2016 года Верховный суд отказался принять апелляцию заявителя по вопросам права для рассмотрения как не вызывающую серьезных правовых вопросов.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА

А. Конституционные положения и нормы законов

66. Статья 38 Конституции в соответствующих пунктах предусматривает:
«Семья должна быть основой общества и государства.
Семья, материнство, отцовство и детство находятся под защитой и заботой государства.
…
В семье права супругов равны.
Право и обязанность родителей — воспитывать своих детей честными людьми и верными гражданами и поддерживать их до достижения совершеннолетия …»

67. Статья 3.156 Гражданского кодекса предусматривает, что оба родителя имеют равные права и обязанности по отношению к своим детям. Это правило применяется независимо от того, был ли заказ на проживание сделан в пользу одного из родителей.

68. Статья 3.174 § 2 Гражданского кодекса предусматривает, что спор относительно места жительства ребенка должен решаться в соответствии с интересами ребенка и с учетом его пожеланий, если только эти желания не противоречат его или ее интересам. В п. 4 статьи 3.174 предусматривается, что в случае изменения обстоятельств или когда родитель, в пользу которого было принято решение о постоянном места жительства, передает опеку над ребенком другим людям, другой родитель может обратиться в суд с просьбой о вынесении нового решения о проживании.

69. Пункты 1 и 4 статьи 3.170 Гражданского кодекса предусматривают, что родитель, который не проживает вместе с ребенком, имеет право видеть ребенка и принимать участие в его воспитании, а другой родитель не должен вмешиваться в это право.

70. Статья 3.65 Гражданского кодекса предусматривает, что суд, рассматривающий дело о разводе, может применять временные меры в интересах супругов или их несовершеннолетних детей. Одной из таких мер является определение места временного проживания детей с одним из родителей.

71. Статья 147 § 1 Гражданского процессуального кодекса предусматривает, что решения о временных мерах должны приниматься в письменном процессе.

72. Статья 378 Гражданского процессуального кодекса предусматривает, что решения по семейным делам не могут приниматься в отсутствие сторон.

73. Статья 376 § 1 Гражданского процессуального кодекса предусматривает, что суды, рассматривающие семейные дела, могут по собственной инициативе получить доказательства, на которые стороны не полагаются, если суд считает, что это необходимо для справедливого рассмотрения дела.

B. Судебная практика национальных судов

74. В своем решении от 19 февраля 2014 года по гражданскому делу № 3K-3-138/2014, Верховный суд, ссылаясь на свою предыдущую судебную практику, установил общие принципы определения места жительства ребенка с одним из родителей:
«Статья 3.156 § 2 Гражданского кодекса предусматривает, что родители имеют равные права и обязанности по отношению к своим детям, независимо от того, родился ли ребенок в браке или вне брака, или после развода, или аннулирования брака. Это означает, что даже если родители не состоят в браке или не живут вместе, они должны договориться об осуществлении родительских прав и несут равную ответственность за воспитание ребенка и обеспечение надлежащих условий для его или ее развития. Все вопросы, касающиеся воспитания детей, решаются по соглашению обоих родителей. Только в случае, если родители не могут прийти к общему мнению по вопросу воспитания детей, этот вопрос может быть передан в суд (пункт 3 статьи 3.165 Гражданского кодекса). Один из вопросов, по которому суд имеет полномочия принимать решения, касается вопроса о месте жительства ребенка, когда родители проживают отдельно, и не согласны с тем, с кем из них должен проживать несовершеннолетний ребенок (пункт 2 статьи 3.169 Гражданского кодекса). При определении места жительства ребенка суд должен основывать свое решение на интересах ребенка и учитывать его или ее пожелания (пункт 2 статьи 3.174 Гражданского кодекса). Интересы ребенка являются основным критерием при определении судом места жительства ребенка. Это основано на принципе приоритета прав и интересов ребенка, как это установлено в национальных и международных правовых документах (пункт 1 статьи 3 Конвенции ООН о Правах ребенка, пункт 1 статьи 3.3 Гражданского кодекса и Статья 4 § 1 Закона о защите прав ребенка), что означает, что во всех действиях, касающихся детей, их интересы должны быть главным критерием…

Палата подчеркивает, что суд, принимая решение о проживании, должен, среди прочего, оценить усилия и способность каждого из родителей обеспечить осуществление основных прав и обязанностей ребенка, гарантированных законом, [а также ] условия жизни каждого родителя. При оценке условий жизни суд должен изучить отношения ребенка с каждым из родителей, их моральные и другие личностные характеристики, их подход к воспитанию и развитию ребенка, [их] участие в уходе за ребенком и уходе за ним до возникновения спора, [их] способность обеспечить подходящие условия для жизни, воспитания и развития [ребенка] (с учетом характера работы родителей, их графика работы, [и их] финансового положения), среди прочих обстоятельств… Интересы ребенка должны определяться индивидуально в каждом конкретном случае … Они в первую очередь определяются [необходимостью обеспечения] развития ребенка как здорового, нравственного, сильного и умного человека и его или ее необходимостью в безопасной (и физической, и социальной) личной среде, в которой он или она может проводить время, заниматься своей деятельностью, играть, развивать свои способности, быть защищенным от повседневных забот взрослых и т. д. …

Верховный суд установил в своей судебной практике, что при вынесении решения о проживании лучшие материальные условия одного из родителей не могут быть решающими, если другой родитель также способен обеспечить надлежащие условия. Важно то, сможет ли ребенок расти и развиваться надлежащим образом в материальных условиях, предоставляемых другим родителем».

75. В своем определении от 26 апреля 2013 года по гражданскому делу № 3K-3-269/2013 Верховный суд, опираясь на свое предыдущее прецедентное право, уточнил условия, в которых порядок проживания, вынесенный в пользу одного из родителей, может быть изменен:
«Решение суда о постоянном месте жительства ребенка не становится res judicata … В пункте 3 статьи 3.169 Гражданского кодекса предусматривается, что при изменении условий… другой родитель может обратиться за новым решением о постоянном месте жительства.

Верховный суд в своей практике, касающейся толкования и применения вышеупомянутого положения, постановил, что при подаче запроса на новое постановление о проживании родитель, подавший его, должен доказать, что произошли существенные изменения в условиях, которые ранее повлияли на порядок вынесения постановления о проживании [в пользу другого родителя] … В судебной практике Верховного Суда конкретно не определено, какое изменение условий можно рассматривать как существенное, что дает достаточные основания для рассмотрения вопроса об изменении места жительства ребенка — но были приведены некоторые примеры, такие как: изменение поведения или материального положения родителя, с которым живет ребенок, ухудшение воспитания ребенка, улучшение финансового положения другого родителя, … изменение желаний ребенка (с учетом возраста и зрелости ребенка), … и другие условия, которые должны оцениваться в каждом конкретном случае. Подчеркивается, что когда запрашивается постановление о проживании в пользу родителя, с которым ребенок не проживал до подачи этого запроса, необходимо установить, что нынешнее место жительства стало небезопасным для ребенка и больше не соответствует требованиям его или ее нормального и здорового развития, и то, что изменение места жительства ребенка и постановление о проживании в пользу другого родителя создаст [подходящую] среду … Стабильность среды обитания ребенка важна для психологического состояния ребенка; таким образом, когда ребенок прожил в определенной среде более года, возможность ее изменения следует рассматривать с особой тщательностью …

Следует отметить, что при принятии решения о том, удовлетворяет ли нынешняя среда обитания потребностям ребенка и [предоставляет ли ему или ей] возможность расти и развиваться здоровым образом, важно также учитывать общие критерии для принятия решения о проживании в стране в пользу одного из родителей … Следует отметить, что решение суда не может быть определено по полу родителей — то есть, решая, с кем из родителей должен жить ребенок, суд не может проявить фаворитизм по отношению к отцу или матери».

76. В своем решении от 18 января 2013 года по гражданскому делу № 3K-3-153/2013 Верховный суд, ссылаясь на свою предыдущую судебную практику, установил общие принципы изменения обычного места жительства ребенка:
«Принимая решение об изменении места жительства ребенка …, суд должен оценить среду, в которой ребенок проживает во время принятия решения судом, и ее пригодность для развития ребенка, и определить, будет ли необходимо изменение этой среды и отвечает ли она интересам ребенка. Изменение среды обитания может вызвать у ребенка эмоциональный стресс и нанести определенный социальный [или] психологический вред. Международные и национальные правовые документы гарантируют защиту семейного окружения ребенка и, без острой необходимости и четких и достаточных оснований, не предусматривают изменение такой среды. Необходимость обеспечить стабильные условия для ребенка отражена в прецедентном праве Европейского суда по правам человека в соответствии со статьей 8 (право на уважение частной и семейной жизни — см. mutatis mutandis, Неулингер и Шурук против Швейцарии [GC], № 41615/07, ЕСПЧ 2010, и Хокканен против Финляндии, № 19823/92, 23 сентября 1994 г.). Судебная практика литовских судов также направлена на обеспечение стабильной жизни ребенка в среде, подходящей для его или ее потребностей. Изменение такой среды должно быть оправданным и необходимым — то есть должно быть установлено, что текущая среда жизни стала небезопасной и больше не отвечает требованиям нормального и здорового развития ребенка, а также что изменение места проживания ребенка и порядок проживания в пользу другого родителя создаст [подходящую] обстановку…»

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ

77. Заявитель жаловался на судебное разбирательство, в котором временное и постоянное место жительства его дочери было определено в пользу его бывшей жены. Он ссылался на пункт 1 статьи 6 Конвенции. Суд считает, что эта жалоба подлежит квалификации в соответствии со ст. 8 Конвенции (см. Радомиля и другие против Хорватии [GC], № 37685/10 и 22768/12, §§ 114 и 126, 20 марта 2018), которая гласит:
1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц.

А. Приемлемость жалобы
Неисчерпание внутренних средств правовой защиты

(а) Доводы сторон

78. Власти Литвы утверждали, что заявитель не исчерпал доступные эффективные внутренние средства правовой защиты. Во-первых, он не обратился к судебному приставу в связи с предполагаемым несоблюдением И. графика встреч, установленного решением суда о временных мерах. Во-вторых, если бы заявитель считал, что органы по уходу за детьми не действовали должным образом, ему следовало бы возбудить против них дело в административном суде. Власти Литвы представили примеры национальных дел, в которых суды признали различные ошибки со стороны разных органов по уходу за детьми и присудили заявителям денежную компенсацию. Наконец, заявитель мог подать гражданский иск против государства с просьбой о компенсации морального вреда за длительность судебного разбирательства (см. Савикас и другие против Литвы (реш.), № 66365/09 и 5 других, §§ 86-88, 15 октября 2013 г.).

79. Заявитель оспаривал доводы властей Литвы. Он предоставил копию решения, принятого судебным приставом 28 апреля 2014 года, в котором судебный пристав подтвердил, что он получил от заявителя исполнительный лист, выданный Каунасским областным судом на основании его решения от 1 апреля 2014 года (см. параграф 39 выше) и сообщил И. об ее обязательстве соблюдать указанное решение суда. Кроме того, заявитель утверждал, что он не мог начать судебное разбирательство против органов по уходу за детьми, в то время как разбирательство по делу о разводе продолжалось, поскольку эти органы также были участниками последнего разбирательства. Он также подчеркнул, что его жалоба в Суд была направлена против решений национальных судов, а не любых других органов. Он утверждал, что не мог начать судебное разбирательство о возмещении ущерба, причиненного решениями других судов, и что требование о возмещении ущерба против государства не могло отменить судебные решения, которые определили временное, а затем и постоянное место по месту жительства его дочери.

(б) Мнение Европейского Суда

80. Суд повторяет, что заявители обязаны исчерпать только внутренние средства правовой защиты, которые доступны в теории и на практике в соответствующее время, то есть доступные средства правовой защиты, способные обеспечить возмещение в отношении их жалоб и предложить разумные перспективы успеха (см., среди многих других органов, Сейдович против Италии [GC], № 56581/00, § 46, ЕСПЧ 2006-II, и Вучкович и другие против Сербии (предварительное возражение) [GC], №17153/11 и 29 других, §§ 71-74, 25 марта 2014 г.). В настоящем деле заявитель жаловался на решения, принятые национальными судами, которые определили место жительства его дочери. Его жалоба не касалась соблюдения графика встреч, установленного судом, или каких-либо действий или бездействия со стороны органов по уходу за детьми. Соответственно, Европейский Суд считает несущественным, подавал ли заявитель какие-либо жалобы в национальные органы власти по этим вопросам. Кроме того, Европейский Суд полагает, что гражданский иск о возмещении ущерба, как средство правовой защиты чисто компенсационного характера, не смог бы обеспечить возмещение в отношении жалобы заявителя касательно того, что место жительства его дочери было определено продолжительностью судебного разбирательства (см. mutatis mutandis, ZJ против Литвы, № 60092/12, § 80, 29 апреля 2014 г.). Следовательно, это не являлось эффективным средством правовой защиты, которое он был обязан исчерпать в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции. Таким образом, возражение Властей Литвы отклоняется.

81. Кроме того, Суд отмечает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта «а» пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Поэтому она должна быть объявлена приемлемой.

Б. Существо жалобы

1. Доводы сторон
(а) Заявитель

82. Заявитель, во-первых, утверждал, что суды назначили временную меру (то есть решили, что ребенок будет временно проживать с И.) в письменном процессе, не уведомляя его и не заслушивая его лично (см. параграф 20 выше) тем самым лишая его возможности защитить себя от обвинений И. (см. параграф 15 выше). Хотя возможность принятия решения о временных мерах в письменном процессе была предусмотрена национальным законодательством (см. параграф 71 выше), учитывая конкретные обстоятельства дела, это не было ни в интересах ребенка, ни родителей не уведомлять их и не проводить устные слушания. Заявитель утверждал, что решение о временных мерах было решающим, поскольку на более поздних этапах разбирательства, при вынесении или вступлении в силу постановления о проживании, суды не оценивали, какой дом был бы наиболее подходящим для его дочери, а только изучали вопрос о том, были ли основания для изменения ее временного места жительства. Следовательно, по мнению заявителя, устные слушания на этих более поздних этапах разбирательства были по существу бессмысленными, и временное место жительства, определенное без его заслушивания лично, фактически стало постоянным.

83. Во-вторых, он утверждал, что суды не приняли во внимание его аргументы относительно того, почему его дочь должна жить с ним, например, ее привязанность к нему, его дом и его родителей или условия жизни в его доме (см. параграфы 16 и 21 выше) — на всех этапах разбирательства. При определении временного места жительства ребенка суды указывали, что доводы заявителя будут рассмотрены на более поздней стадии разбирательства (см. параграф 39 выше), но при определении постоянного места жительства они просто считали, что нет веских оснований для изменения временного места жительства ребенка, который жил с И. (см. параграфы 58 и 63 выше).

84. В-третьих, заявитель утверждал, что национальные суды исходили из того, что в интересах его дочери жить с матерью, и возлагали на него бремя доказывания обратного, в то время как такое бремя доказывания не было возложено на И. Кроме того, суды не оценивали полноту доказательств по делу — в частности, при определении привязанности ребенка к ее родителям они полагались исключительно на выводы назначенного судом психолога (см. параграф 53 выше), но не на другую психологическую оценку, которая пришла к другому выводу (см. параграф 38 выше).

85. Наконец, заявитель утверждал, что длительность бракоразводного процесса была чрезмерной, учитывая конкретные обстоятельства дела, поскольку в течение этого времени ребенок проживал с И., и этот факт фактически определил ее постоянное место жительства (см. параграфы 58 и 63 выше). Заявитель утверждал, что суды могли бы принять решение о порядке проживания отдельно от других вопросов, связанных с разводом, таких как раздел семейного имущества, чтобы ускорить разбирательство.

(б) Власти Литвы

86. Вначале власти Литвы выразили сожаление по поводу напряженных отношений между заявителем и его бывшей женой, которые нанесли вред их дочери. Власти посчитали, что заявитель использовал «решительную стратегию» в деле о разводе, о чем свидетельствует его отказ вернуть П. И. (см. параграфы 26-32 выше), многочисленные жалобы, которые он подал против И. органам власти (см. параграфы 9, 11, 23, 26, 31, 41, 44 и 48 выше) и что он отвел П. к психологам без согласия И. (см. параграф 31 выше). Власти подчеркнули, что все дела, касающиеся детей, должны решаться в соответствии с интересами ребенка, которые могут отличаться от интересов родителей (см. параграфы 70 и 74 выше). Они также подчеркнули, что в соответствии с законодательством Литвы судебные решения о проживании не имеют эффекта res judicata (см. параграф 75 выше). Следовательно, заявителю не было навсегда отказано в проживании со своей дочерью — ее место жительства можно было определить заново, если бы соответствующие обстоятельства изменились.

87. Власти Литвы утверждали, что не было никаких признаков того, что заявитель возражал против того, чтобы И. забрала П. с ней 9 ноября 2013 г. — полиция решила не начинать предварительное следствие, поскольку заявитель и И. не подали жалобы друг на друга, и заявитель не оспаривал это решение (см. параграфы 7 и 8 выше).

88. Кроме того, они утверждали, что суды, которые предписали временные меры, сделали это в соответствии с законом и преследовали законную цель защитить интересы ребенка и одного из супругов (см. параграфы 70 и 71 выше). При принятии обеспечительных мер суды должны были действовать незамедлительно, и они не были обязаны уведомлять стороны. Власти подчеркнули, что решения, касающиеся заявителя и его бывшей жены относительно временных мер, были рассмотрены в письменной форме, без каких-либо различий, и сам заявитель не просил о слушании лично (см. параграфы 16 и 21 выше). Они указали, что, когда заявитель впоследствии подал запрос в Кайсиадорский районный суд о внесении изменений в график встреч, этот запрос был рассмотрен на устном слушании (см. параграф 40 выше). В любом случае, при рассмотрении временных мер интересы заявителя были должным образом защищены — его незамедлительно проинформировали о решении Кайсиадорского районного суда, и он имел возможность обжаловать его. Кроме того, суды обеспечили право заявителя на встречи с его дочерью — Кайсиадорский районный суд установил график контактов, а Каунасский областной суд дополнительно расширил права заявителя на встречи с дочерью (см. параграфы 20 и 39 выше). График встреч был в основном соблюден, за исключением некоторых случаев, которые возникли из-за болезни ребенка (см. параграфы 44 и 45 выше).

89. Власти утверждали, что судебное разбирательство по делу о разводе в целом было справедливым. Заявитель и его адвокат участвовали во всех судебных заседаниях, он сделал устные и письменные объяснения, все его запросы были должным образом рассмотрены, и многие из них были удовлетворены. Суды провели тщательное изучение условий жизни бывших супругов и должным образом оценили все обстоятельства дела; суды пришли к своим выводам после заслушивания заявителя, его бывшей жены, многочисленных свидетелей, психологов и представителей органов по защите детей. Власти подчеркнули, что органы власти имели возможность напрямую контактировать со всеми заинтересованными лицами, и они пользовались широкой свободой усмотрения.

90. Правительство также утверждало, что суды косвенно рассмотрели доводы заявителя о том, почему ребенок должен жить с ним, придавая решающее значение выводам психолога, назначенного судом (см. параграф 53 выше). Кайсиадорский районный суд признал, что заявитель и И. были способны обеспечить адекватные условия для ребенка и что П. была привязана к обоим ее родителям (см. параграф 58 ниже). По мнению властей Литвы, это продемонстрировало, что с заявителем обращались не менее благосклонно, чем с его бывшей женой. Однако суды также постановили, что было важно обеспечить безопасность и стабильность для ребенка и что смена ее места жительства после двух лет, в течение которых она жила со своей матерью, не отвечала бы ее интересам (см. параграфы 58 и 63 выше); этот вывод соответствовал прецедентной практике Верховного суда (см. параграфы 75 и 76 выше). Кроме того, установив график встреч, суды обеспечили, чтобы заявитель имел адекватные возможности для участия в воспитании его дочери (см. параграф 63 выше).

91. Наконец, Власти утверждали, что разбирательство по делу о разводе было сложным и деликатным с учетом правовых и фактических вопросов, таких как расторжение брака, опека над детьми и их содержание, а также раздел имущества. В любом случае суды были активны и действовали с достаточной оперативностью. После того как И. подала ходатайство о разводе 2 января 2014 года, Кайсиадорский районный суд незамедлительно принял решение о временных мерах и провел первое предварительное слушание по делу о разводе 7 марта 2014 года (см. параграфы 18 и 49 выше). Этот суд провел в общей сложности десять слушаний «без каких-либо задержек со стороны обеих сторон», и в ходе этих слушаний суд заслушал нескольких свидетелей и рассмотрел доводы сторон (см. параграфы 49–56 выше); дело было приостановлено только во время встреч П. с назначенным судом психологом (см. параграфы 52-54 выше). Что касается разбирательства в Каунасском областном суде, Власти утверждали, что его решение возобновить оценку доказательств по делу и провести устное слушание (см. параграф 62 выше), хотя и занимало много времени, было в пользу заявителя. Власти также указали, что заявитель не предпринял никаких действий для ускорения разбирательства; напротив, он несколько месяцев ждал, прежде чем подавать апелляции на судебные решения, и он подавал многочисленные жалобы и запросы в ходе разбирательства. Власти также утверждали, что заявитель не смог доказать, что его встречи с дочерью были затруднены из-за длительности судебного разбирательства.

2. Мнение Европейского суда

(а) Общие принципы

92. Суд повторяет, что взаимные хорошие отношения между родителем и ребенком являются основополагающим элементом семейной жизни. Даже если отношения между родителями ухудшаются, и меры, принимаемые внутри страны, препятствуют таким хорошим отношениям, то они равносильны посягательству на гарантированное статьей 8 Конвенции право (см. Эльшольц против Германии [GC], №25735/94, § 43, ЕСПЧ 2000-VIII). Такое посягательство является нарушением статьи 8, если только оно «не совершено в соответствии с законом», не преследует цель или цели, которые являются законными в соответствии с пунктом 2 статьи 8 и не может рассматриваться как «необходимое в демократическом обществе» (там же, § 45).

93. При определении того, был ли отказ в опеке или попечительстве «необходим в демократическом обществе», Суд должен рассмотреть вопрос о том, были ли причины, приведенные для обоснования этого отказа, оправданными и достаточными для целей пункта 2 статьи 8 Конвенции. Несомненно, рассмотрение того, что наилучшим образом отвечает интересам ребенка, имеет решающее значение в каждом конкретном случае. Кроме того, следует иметь в виду, что национальные власти имеют возможность прямого контакта со всеми заинтересованными лицами. Из этих соображений следует, что задача Суда состоит не в том, чтобы заменять национальные власти при выполнении ими своих обязанностей в отношении вопросов опеки или попечительства, а в том, чтобы пересматривать в свете Конвенции решения, принятые этими властями в осуществление их права на усмотрение (см. Сахин против Германии [GC], № 30943/96, § 64, ЕСПЧ 2003-VIII; Зоммерфельд против Германии [GC], № 31871/96, § 62, ЕСПЧ 2003- VIII (выдержки) и ZJ против Литвы, упомянутое выше, § 96).

94. Границы усмотрения, которые должны быть предоставлены компетентным национальным органам, будут различаться в зависимости от характера проблем и важности соответствующих интересов. Таким образом, Суд признал, что власти пользуются широкими пределами усмотрения при решении вопросов опеки. Однако требуется более строгая проверка в отношении любых дополнительных ограничений, таких как ограничения, налагаемые этими органами на родительские права на встречи с ребенком, и в отношении любых правовых гарантий, призванных обеспечить эффективную защиту права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Такие дополнительные ограничения представляют опасность тем, что семейные отношения между маленьким ребенком и одним или обоими родителями будут значительно сокращены (см. Сахин, § 65, и Зоммерфельд, § 63, оба упомянутые выше).

95. Статья 8 требует, чтобы национальные власти обеспечивали справедливый баланс между интересами ребенка и интересами родителей, и чтобы в процессе уравновешивания особое значение придавалось интересам ребенка, и что в зависимости от их характера и серьезности они могут превалировать над интересами родителей. В частности, в соответствии со статьей 8 родитель не вправе принимать такие меры, которые могли бы нанести ущерб здоровью и развитию ребенка (см. Сахин, § 66, и Зоммерфельд, § 64, оба упомянутые выше).

96. Хотя статья 8 Конвенции не содержит четких процедурных требований, процесс принятия решений, связанных с мерами вмешательства, должен быть справедливым и обеспечивать должное уважение интересов, гарантируемых статьей 8. Следовательно, Суд должен определить, принимая во внимание обстоятельства дела и, в частности, важность принимаемых решений, был ли заявитель в целом вовлечен в процесс принятия решений в степени, достаточной для обеспечения ему или ей необходимой защиты его или ее интересов (см. ZJ против Литвы, упомянутое выше, § 100, и прецедентное право, приведенное в нем). С этой целью Европейский суд должен выяснить, провели ли национальные суды углубленное изучение всей семейной ситуации и целого ряда факторов, в частности фактического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и провели ли сбалансированную и разумную оценку соответствующих интересов каждого человека с постоянной заботой о том, какое решение будет наилучшим для ребенка (см. Нюлингер и Шурук против Швейцарии [GC], № 41615/07, § 139, ЕСПЧ 2010, и Леонов против России, № 77180/11, § 64, 10 апреля 2018 г.).

97. Наконец, Суд считает, что при проведении проверки в контексте статьи 8 он может также учитывать длительность процесса принятия решений местными властями и любых связанных судебных разбирательств. В таких случаях всегда существует опасность того, что любая процессуальная задержка приведет к де-факто решению вопроса, представленного в суд до его слушания. В этой связи Европейский Суд напоминает, что эффективное уважение права на семейную жизнь требует, чтобы будущие отношения между родителем и ребенком определялись исключительно с учетом всех соответствующих соображений, а не просто с течением времени (см. В. против Соединенного Королевства, 8 Июль 1987 г., § 65, серия A № 121; см. также Сильвестр против Австрии, № 36812/97 и 40104/98, § 69, 24 апреля 2003 г., и ZJ против Литвы, упомянутое выше, § 100).

(б) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

98. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд, во-первых, отмечает, что отношения между заявителем и его дочерью П., несомненно, относятся к семейным отношениям в значении статьи 8 Конвенции. Суд признает, что решения, которые определили временное и дальнейшее постоянное место жительства ребенка с ее матерью, представляли собой вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни (см. ГБ против Литвы, № 36137/13, § 87, 19 января 2016 г. и Петров и Х. против России, № 23608/16, § 103, 23 октября 2018 г.). Кроме того, Суд отмечает, что сторонами не оспаривалось, что вмешательство было законным в соответствии с национальным законодательством и преследовало законную цель защиты наилучших интересов дочери заявителя (см. также GB против Литвы, упомянутое выше, § 90). Поэтому еще предстоит выяснить, было ли это вмешательство «необходимым в демократическом обществе».

99. Заявитель жаловался на судебные решения, которые удовлетворили ходатайство его бывшей жены о принятии временных мер, и постановление о том, что их дочь должна временно проживать с ней (см. параграфы 18-20 и 39 выше), а также на решения, в которых был вынесен приказ о постоянном пребывании в пользу его бывшей жены (см. параграфы 57-60 и 63 выше). Суд отмечает, что все эти решения были приняты в рамках одного и того же бракоразводного процесса, возбужденного И. 30 декабря 2013 года (см. параграф 15 выше) и завершенного Верховным судом 13 декабря 2016 года (см. параграф 65 выше). Суд рассмотрит жалобы заявителя на каждую стадию бракоразводного процесса по очереди.

100. Прежде всего, Суд принимает к сведению тот факт, что в соответствии с законодательством Литвы решение суда о постоянном проживании, не приобретает эффекта res judicata; таким образом, даже после завершения оспариваемого судебного разбирательства заявитель оставил за собой право просить национальные суды принять постановление о проживании ребенка в его пользу (см. параграфы 68, 75 и 86 выше). Тем не менее, судебная практика национальных судов ясно дает понять, что обычное место жительства ребенка может быть изменено только в том случае, если существует «крайняя необходимость и четкие и достаточные основания», в частности, когда установлено, что «нынешнее среда обитания стала небезопасной и больше не отвечает требованиям нормального и здорового развития ребенка» (см. параграфы 75 и 76 выше). Следовательно, ввиду сложности изменения места жительства ребенка после его определения, отсутствие эффекта res judicata не может снизить значимость того, что было поставлено на карту для заявителя в ходе рассматриваемого разбирательства.

(i) Решения относительно временных мер

101. В решениях, касающихся временных мер, как Кайсиадорский районный суд, так и Каунасский областной суд подчеркивали тот факт, что изменение обычного места жительства ребенка может причинить ребенку социальный и психологический вред и что таким образом обычное место жительства следует менять только если оно будет признано неблагополучным для ребенка (см. параграфы 18-20 и 39 выше). Каунасский областной суд также заявил, что на этом этапе бракоразводного процесса суды не определяли постоянное место жительства П. и не определяли, к кому из родителей она была сильнее привязана или чей дом более подходил для ее потребностей, так как это будет сделано позже, при принятии постановления о проживании (см. параграф 39 выше). Установив, что П. проживала с И. и что условия в квартире И. были оценены соответствующими властями как подходящие (см. параграфы 14 и 17 выше), суды посчитали, что нет оснований для изменения места жительства П.

102. Тем не менее, Суд отмечает, что заявитель в своих показаниях в Кайсиадорский районный суд и Каунасский областной суд оспаривал предположение, что квартира И. была обычным местом жительства П. Он утверждал, что ее обычным местом жительства был дом его родителей, где она жила с рождения до ее переезда с И., и что И. злоупотребила своими родительскими правами, единолично изменив ее место жительства в (см. параграфы 16 и 21 выше); И. не оспаривала, что дом родителей заявителя был обычным местом жительства П. до 9 ноября 2013 г. (см. параграф 22 выше). Заявитель также заявил, что 9 ноября 2013 г. он позволил И. взять П. с собой, потому что он был введен в заблуждение полицией и потому что он и И. согласились, что П. будет жить с каждым из них по очереди (см. параграфы). 11, 16 и 21 выше), тогда как И. отрицала такую договоренность (см. параграф 22 выше). Суд отмечает, что ни Кайсиадорский районный суд, ни Каунасский областной суд не учли эти аргументы в своих решениях должным образом. Суды не предоставили никакого объяснения тому, почему они считали, что обычным местом жительства П. была квартира И., где в то время девочка жила всего несколько месяцев после того, как ее забрала из предыдущего дома ее мать, а не дом родителей заявителя, где она жила в течение нескольких лет с момента ее рождения до 9 ноября 2013 года. Кроме того, суды не рассмотрели обстоятельства, при которых И. забрала П. 9 ноября 2013 года и было ли какое-либо соглашение между заявителем и И. относительно будущих жилищных условий П. В частности, они не получили никаких заявлений от заявителя, И. или сотрудников полиции, которые были вызваны в дом родителей заявителя в тот день и, возможно, смогли выяснить соответствующие факты, особенно, поскольку заявитель утверждал, что был введен в заблуждение полицией. В этой связи Суд отмечает, что Гражданский процессуальный кодекс Литвы позволяет судам, рассматривающим семейные дела, получать доказательства по собственной инициативе (см. параграф 73 выше). Кроме того, Суд отмечает, что, как указано Властями Литвы, хотя Гражданский процессуальный кодекс предусматривает, что решения о временных мерах должны приниматься в письменном процессе, он также предусматривает, что решения по семейным делам не могут приниматься в отсутствие сторон (см. параграфы 71 и 72 выше), и заявитель в своей жалобе в Кайсиадорский районный суд просил суд применить последнее положение (см. параграф 16 выше).

103. Суд подчеркивает, что он не должен определять, с кем из родителей ребенок должен был временно проживать во время бракоразводного процесса. Тем не менее, Суд отмечает, что решения о временных мерах, в соответствии с которыми было установлено, что дочь заявителя должна временно проживать со своей матерью, привели к дальнейшему усилению привязанности П. к месту жительства ее матери и, таким образом, увеличили вероятность того, что это место жительства в конечном итоге станет постоянным, учитывая необходимость обеспечения стабильности для ребенка. Следовательно, принимая во внимание значение этих разбирательств для возможного разрешения спора, Суд считает, что для заявителя было особенно важно участвовать в процессе принятия решений в степени, достаточной для обеспечения ему необходимой защиты его интересов, гарантированных статьей 8 Конвенции (см. параграф 96 выше). В свете вышеупомянутых обстоятельств Европейский Суд не может сделать вывод о том, что разбирательство в Кайсиадорском районном суде и Каунасском областном суде относительно временных мер предоставило заявителю такую защиту.

(ii) Решения, касающиеся порядка проживания

104. Далее Суд рассмотрит решения, в которых постановление о проживании П. было вынесено в пользу И. Кайсиадорский районный суд и Каунасский областной суд в своих решениях по существу бракоразводного процесса вновь подчеркнули, что обычное место жительства ребенка не должно быть изменено, если только для этого не было «настоятельных и неизбежных причин», и только тогда, когда это было в наилучших интересах ребенка (см. параграфы 58 и 63 выше). Принимая решение об изменении места жительства П., которая в то время находилась у ее матери, суды опирались на оценку условий содержания в домах И. и заявителя, проведенную органами по уходу за детьми, а также о выводах, представленных назначенным судом психологом относительно степени привязанности П. к ее родителям.

105. Органы по уходу за детьми, которые изучили условия в домах заявителя и И., обнаружили, что они оба подходят для ребенка (см. параграфы 14, 17, 24 и 25 выше). Хотя представляется, что квартира И. была скромной и нуждающейся в некотором ремонте (см. параграф 14 выше), и заявитель утверждал, что его дом лучше соответствовал потребностям его дочери (см. параграф 16 выше), Суд разделяет мнение Верховного суда Литвы (см. параграф 74 выше) о том, что лучшие материальные условия в доме одного из родителей ребенка не могут быть решающими, если другой родитель также способен обеспечить адекватные условия.

106. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что в ходе судебного разбирательства по запросу заявителя П. была осмотрена назначенным судом психологом (см. параграф 51 выше). Психолог пришел к выводу, что девочка была привязана к обоим родителям и хотела жить с ними обоими. Хотя было ясно, что П. скучала по заявителю, психолог заявил, что девочка привыкла жить с матерью в ее квартире, и рекомендовал, чтобы ее место жительства больше не менялось, поскольку это подорвало бы ее чувство стабильности и безопасности (см. параграф 53 выше). Заявитель не оспаривал достоверность или беспристрастность назначенного судом психолога; однако он утверждал, что суды должны были также принять во внимание предыдущую психологическую оценку, которая показала, что П. чувствовала более сильную привязанность к нему, чем к И. (см. параграфы 38, 61 и 84 выше). В этой связи Европейский Суд напоминает, что, как правило, национальные суды должны оценивать представленные им доказательства, включая средства, используемые для установления соответствующих фактов (см. Сахин, § 73, и Зоммерфельд, § 71, оба цитировались выше). В настоящем деле, хотя суды прямо не указали причины, по которым они не полагались на выводы психологической оценки, на которые ссылался заявитель, Суд готов признать, что для них не было произвольным или явно необоснованным полагаться на более позднюю оценку назначенного судом психолога, который, кроме того, был назначен по просьбе заявителя, и достоверность или беспристрастность которого заявитель не оспаривал.

107. Суд также отмечает, что, хотя и заявитель, и И. обвиняли друг друга в ненадлежащем поведении в семье, и заявитель подавал многочисленные жалобы на И. в органы власти (см. параграфы 9, 10, 11, 15, 16, 23, 26, 27, 31, 41, 44 и 48 выше), все эти обвинения были в конечном итоге отклонены (см. параграфы 12, 28, 41, 44, 48 и 57 выше).

108. Таким образом, Суд считает, что национальными властями и судами было достоверно установлено, что как заявитель, так и его бывшая жена могли заботиться о своей дочери и обеспечивать ей подходящие условия жизни, и что девочка была привязана к обоим родителям. В результате обычное место жительства девочки стало решающим фактором для судов, принимающих решение о проживании.

109. Суду известно о трудностях, с которыми сталкиваются национальные органы власти и суды, принимающие решения по вопросам ухода за детьми, особенно когда у них нет другого выбора, кроме как вынести решение о проживании в пользу одного из двух разведенных родителей (см. Mutatis mutandis, Антонюк против России, № 47721/10, § 121, 1 августа 2013 г.). Суд не видит оснований для несогласия с национальными судами в том, что обеспечение стабильности и избежание ненужных изменений места жительства П. отвечало ее наилучшим интересам, особенно с учетом ее детского возраста. Суд также готов согласиться с тем, что в ситуациях, подобных нынешней, когда ребенок привязан к обоим родителям и оба они способны обеспечить надлежащий уход, его обычное место жительства может стать решающим фактором при принятии решения о проживании в пользу одного из родителей (см. аналогичную ситуацию по делу Малинин против России, № 70135/14, §§ 71-72, 12 декабря 2017 г.).

110. В то же время Европейский Суд напоминает, что эффективное уважение права на семейную жизнь требует, чтобы будущие отношения между родителем и ребенком определялись исключительно с учетом всех соответствующих обстоятельств, а не просто с течением времени (см. параграф 97 выше). Суд отмечает, что при вынесении постановления о проживании в пользу И., Кайсиадорский районный суд установил, что П. жила с И. в течение двух лет; суд посчитал это «особенно важным обстоятельством» и постановил, что «не было никаких обязательных и неминуемых причин» для изменения места жительства П. (см. параграф 58 выше). Суд отмечает, что в решениях о временных мерах место жительства П. было определено как временно находящееся у И.; эти решения, как было установлено, были приняты без предоставления заявителю надлежащих процессуальных гарантий (см. параграф 103 выше). Кроме того, вышеупомянутый период в два года после начала проживания П. с И. (9 ноября 2013 г.) стал следствием продолжительности разбирательства в Кайсиадорском районном суде — решение этого суда по существу дела о разводе было вынесено только 18 ноября 2015 года (см. параграф 57 выше).

111. Изучив материалы, представленные ему сторонами, Европейский Суд не может сделать вывод о том, что разбирательство в Кайсиадорском районном суде было достаточно быстрым, особенно с учетом его важности для права заявителя на уважение его семейной жизни. Суд отмечает, что в среднем в месяц было запланировано не более одного судебного заседания (см. параграфы 49-56 выше) и что в некоторых случаях перерывы между слушаниями продолжались в течение двух или трех месяцев (например, между 7 марта и 6 мая 2014 года, с 17 июля по 3 сентября 2014 года и с 25 июня по 10 сентября 2015 года — см. параграфы 49, 50 и 54 выше). Кроме того, прошло более четырех месяцев после того, как суд направил вопросы психологу, пока этот психолог не осмотрел П., несмотря на то, что для обследования требовалось только одно посещение (см. параграфы 52 и 53 выше). Кроме того, хотя представляется, что первое слушание, назначенное на 7 марта 2014 года, пришлось отложить, поскольку ни заявитель, ни И. не явились (см. параграф 49 выше), нет никаких признаков того, что какие-либо другие задержки были вменены заявителю (сравните и сопоставьте дело Леонова, процитированное выше, § 75). Власти Литвы не утверждали, что в ходе разбирательства заявитель подавал необоснованные запросы или злоупотреблял своими процессуальными правами каким-либо иным способом (см. параграф 91 выше), а также национальные суды не сделали каких-либо выводов на этот счет. Суд принимает к сведению довод властей Литвы о том, что дело о разводе было сложным, поскольку в нем содержалось множество юридических и фактических вопросов (см. параграф 91 выше), а также довод заявителя о том, что суды могли принять решение о порядке проживания отдельно от других вопросов для ускорения разбирательства (см. параграф 85 выше). Суд вновь заявляет, что именно государство должно организовать свою судебную систему таким образом, чтобы ее учреждения могли соблюдать требования Конвенции (см. Mutatis mutandis, Мардосай против Литвы, № 42434/15, § 55, 11 июля 2017 года и приведенные в нем дела). В свете вышеизложенного Европейский Суд считает, что с учетом обстоятельств настоящего дела разбирательство в Кайсиадорском районном суде не может считаться достаточно быстрым.

112. Кроме того, хотя рассмотрение жалоб заявителя Каунасским областным судом и Верховным судом, по-видимому, не было чрезмерно длительным (см. параграфы 63 и 65 выше), по мнению Суда, это не могло бы исправить тот факт, что двухлетний период, в течение которого дело рассматривалось судом первой инстанции и в течение которого дочь заявителя жила с матерью, фактически определил вопрос о месте жительства ребенка.

(iii) Заключение

113. Европейский Суд, наконец, отмечает, что как на этапе разбирательства относительно временных мер, так и на этапе вынесения постановления о проживании заявитель приводил различные аргументы в поддержку своего утверждения о том, что П. должна жить с ним, например, ее сильную привязанность ему, его родителям и его дому; материальные условия в его доме; и его более подходящий график работы (см. параграфы 16, 21, 61 и 64 выше). Суды, принявшие решения о временных мерах, отказались исследовать суть этих аргументов, заявив, что привязанность П. к ее родителям и пригодность их домов будут оценены позднее (см. параграф 39 выше). Однако на этапе вынесения постановления о проживании суды постановили, что оба родителя были в состоянии обеспечить адекватные условия и, таким образом, не было никаких оснований для изменения обычного места жительства П., которое в то время было с И. (см. параграфы 58 и 63 выше). Суд не должен определять, какой вес должны были иметь аргументы заявителя или какая была бы наиболее подходящая стадия разбирательства для их рассмотрения. Однако Суд повторяет, что в таких случаях статья 8 Конвенции требует, чтобы национальные суды провели углубленное изучение всей семейной ситуации и целого ряда соответствующих факторов (см. параграф 96 выше). В настоящем деле заявитель оказался в ситуации, когда временное решение было принято без рассмотрения существа его доводов, и с течением времени это временное решение определило окончательный исход дела, в результате чего его аргументы стали более не актуальными. Поэтому Суд считает, что разбирательство по делу о разводе заявителя и И., в целом, противоречило праву на уважение семейной жизни, гарантированному статьей 8 Конвенции.

114. Соответственно, имело место нарушение этого положения.

II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 14 КОНВЕНЦИИ, РАССМАТРИВАЕМОЕ СОВМЕСТНО СО СТАТЬЕЙ 8

115. Заявитель также жаловался на то, что суды, которые определили место жительства его дочери, обращались с ним менее благосклонно, чем с его бывшей женой, тем самым подвергая его дискриминации по признаку пола. Он ссылался на статью 14 Конвенции.

116. Суд считает, что данная жалоба должна быть квалифицирована по закону (см. Радомиля и другие, упомянутое выше, §§ 114 и 126) как подлежащая рассмотрению соответствии со статьей 14 Конвенция в совокупности со статьей 8. Статья 14 гласит:
«Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам».

1. Доводы сторон

(а) Власти Литвы

117. Власти Литвы, во-первых, утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты. В частности, он не поднимал вопрос о дискриминации в своей апелляции против решения Каунасского районного суда по делу о разводе (см. параграф 61 выше), что исключало оценку этой жалобы на национальном уровне. Заявитель также не обжаловал решение Вильнюсского окружного административного суда от 3 ноября 2015 года, который отклонил его жалобу на Уполномоченного по Вопросам Равных Возможностей, в котором он утверждал о дискриминации по признаку пола (см. параграфы 46 и 47 выше).

118. Кроме того, власти Литвы утверждали, что в любом случае не было никаких оснований полагать, что заявитель подвергся дискриминации. Решения национальных судов были мотивированы наилучшими интересами ребенка и на основе тщательной оценки соответствующими государственными органами и экспертами. Пол одного из родителей не был решающим, и ничто не указывало на то, что дело было бы решено иначе, если бы не пол заявителя. Наконец, что касается выводов психологической службы Кайсиадорис, которые заявитель счел дискриминационными (см. параграфы 36 и 37 выше), власти Литвы утверждали, что заявитель больше не может считаться жертвой дискриминации, поскольку его жалоба на те выводы была рассмотрена Уполномоченным по Вопросам Равных Возможностей, и эти выводы не использовались в качестве доказательств судами, издававшими приказ о проживании (см. параграфы 42, 43, 46 и 47 выше).

(б) Заявитель

119. Заявитель оспаривал возражение властей Литвы о неисчерпании внутренних средств правовой защиты. Он утверждал, что его жалоба в Суд касалась решений, принятых национальными судами, а не Уполномоченным по Вопросам Равных Возможностей; таким образом, он не был обязан обжаловать решение Вильнюсского окружного административного суда в ходе разбирательства, касающегося Уполномоченного (см. параграф 47 выше). Он также утверждал, что жаловался на дискриминацию по признаку пола в апелляции по вопросам права, которую он подал против решения Каунасского областного суда по делу о разводе (см. параграф 64 выше), поскольку именно в этом решении дискриминация в отношении него была «проявлена сильнее всего».

120. Кроме того, заявитель утверждал, что национальные суды относились к его бывшей жене более благосклонно, поскольку она была матерью девочки. По его мнению, суды исходили из того, что в интересах ребенка жить с ее матерью, и возлагали на заявителя бремя доказывания обратного, в то время как от его бывшей жены не требовалось доказывать, почему их дочь не должна жить с заявителем.

2. Мнение Европейского Суда

121. Суд считает, что нет необходимости рассматривать возражения властей Литвы относительно исчерпания внутренних средств правовой защиты, поскольку жалоба в любом случае является неприемлемой по причинам, указанным ниже.

122. Суд с самого начала отмечает, что в законодательстве Литвы не проводится никакого различия между полами при определении прав и обязанностей родителей по отношению к своим детям (см. параграфы 66-69 выше). При вынесении постановления о проживании в случае развода национальные суды должны оценить все соответствующие обстоятельства, включая отношения ребенка с каждым из родителей, их моральные и другие личностные характеристики, их подход к воспитанию и развитию ребенка, их участие в содержании и уходе за ребенком до возникновения спора и их способность обеспечивать подходящие условия для жизни, воспитания и развития ребенка (см. параграф 74 выше). Спор относительно места проживания ребенка должен решаться в соответствии с наилучшими интересами ребенка (см. параграфы 70 и 74 выше). Кроме того, Верховный суд явно постановил, что место жительства ребенка не может быть определено по полу родителей — при принятии решения, с кем из родителей должен проживать ребенок, суд не может проявлять фаворитизм по отношению к отцу или матери (см. параграф 76 выше).

123. В настоящем деле Европейский Суд уже установил, что заявитель и его бывшая жена считались одинаково способными заботиться о своей дочери и обеспечивать ей надлежащие условия жизни; в результате приказ о проживании, по существу, был вынесен на основании обычного места жительства девочки (см. параграф 108 выше). Суды, которые сначала определили временное, а затем и постоянное место жительства дочери заявителя, подчеркнули необходимость обеспечения безопасности и стабильности для маленького ребенка, а не изменения ее обычного места жительства без существенных причин (см. параграфы 20, 39, 58 и 63 выше). Суд принимает к сведению выводы, сделанные психологическим центром Кайсиадориса, в которых указывалось, что П. «вероятно, будет испытывать беспокойство, будучи разлученной с [ее] матерью», и что «несомненно, необходимо удовлетворять потребность [П.] в жизни со своей матерью», в связи с чем заявитель жаловался Уполномоченному по Вопросам Равных Возможностей (см. параграфы 36 и 37 выше). Тем не менее, ни один из судов, которые определяли место жительства П., не опирались на эти выводы и не делали никаких заявлений, подразумевающих, что мать была для ребенка более важной, чем отец (см. параграфы 18-20, 39, 57-60 и 63 выше). Таким образом, хотя Суд подверг критике разбирательства, в ходе которых были приняты эти решения, он не может установить какую-либо дискриминацию по признаку пола в решениях, принятых национальными властями (см. mutatis mutandis, дело Петров и Х, упомянутое выше, §§ 127-29).

124. Таким образом, Суд приходит к выводу, что жалоба в соответствии со статьей 14 Конвенции, рассматриваемая совместно со статьей 8, является явно необоснованной и должна быть объявлена неприемлемой в соответствии с пунктами 3 (а) и 35 статьи 35 Конвенции.

III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

125. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

А. Ущерб

126. Заявитель требовал 5000 евро в качестве компенсации морального вреда. Он также требовал 10000 евро в качестве компенсации морального вреда, предположительно понесенного его дочерью.

127. Власти Литвы утверждали, что дочь заявителя не являлась заявителем в настоящем деле и что требование о компенсации морального вреда, которое заявитель подал от имени своей дочери, было, таким образом, необоснованным. Поэтому Власти Литвы полагали, что заявитель фактически потребовал 15000 евро для себя, что было чрезмерным и необоснованным.

128. Суд отмечает, что справедливая компенсация может быть присуждена в той мере, в которой рассматриваемый ущерб является результатом установленного нарушения, и что не может быть присуждена компенсация за ущерб, причиненный событиями или ситуациями, которые, как было установлено, не представляют собой нарушение Конвенции, или за ущерб, связанный с жалобами, признанными неприемлемыми. Суд отмечает, что настоящая жалоба была подана в Европейский Суд одним заявителем, и нарушение, установленное в настоящем решении, касается только прав заявителя. Соответственно, иск в отношении дочери заявителя должен быть отклонен.

129. Тем не менее, Суд считает, что заявитель испытал эмоциональный стресс в результате нарушения его прав, гарантированных статьей 8 Конвенции, установленного в настоящем деле. Следовательно, Суд присуждает заявителю 5000 евро в качестве компенсации морального вреда.

B. Судебные расходы и издержки

130. Заявитель не представил никаких претензий в отношении судебных расходов и издержек. Таким образом, Суд не присуждает компенсацию по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

131. Суд считает целесообразным, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО

1. Объявляет жалобу по статье 8 Конвенции приемлемой, а остальную часть жалобы неприемлемой;

2. Постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;

3. Постановил

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев с даты вступления решения в силу соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 5000 евро (пять тысяч евро) плюс любой налог, который может быть начислен на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

4. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Составлено на английском языке и уведомлено в письменном виде 23 июля 2019 года в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Hasan Bakırcı Robert Spano
Секретарь Председатель

 

 

|| Смотреть другие дела по Статье 8 ||