ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ДЕЛО № 43734/14 «НАВАЛЬНЫЙ ПРОТИВ РОССИИ (no. 2)»

Case of Navalnyy v. Russia (no.2 ) — 43734/14
Решение от 09.04.19

[Третья Секция]

Статья 18. Ограничения, направленные на достижение несанкционированных целей

Домашний арест политического активиста с установлением ограничений в отношении его права на общение, ведение переписки и использование Интернета с целью подавления плюрализма: нарушение.

Статья 5 (Статья 5-1). Законность ареста или задержания

Отсутствовали уголовно-процессуальные основания для домашнего ареста: нарушение

Статья 10 (Статья 10-1). Свобода выражения мнения

Запрет на доступ к средствам связи во время домашнего ареста в отсутствие необходимости, обусловленной требованиями уголовного розыска: нарушение.

Обстоятельства дела- Заявитель, политический оппозиционер, жаловался на то, что решение о помещении его под домашний арест, и ограничения, наложенные на него в течение этого времени, были произвольными и неуместными, и применялись для того, чтобы помешать ему осуществлять его общественную и политическую деятельность.

Вопросы права

Статья 5: Домашний арест был назначен судом главным образом по той причине, что Заявитель нарушил предыдущую меру пресечения, а именно обязательство не покидать Москву в ходе расследования. В течение четырнадцати месяцев действия подписки о невыезде Заявитель регулярно являлся к следователю и участвовал в процессуальных действиях, когда это было необходимо. Он взял на себя инициативу уведомлять следователя о своих поездках в Московскую область, и ничего в материалах дела не указывало на намерение скрыться или иным образом препятствовать продвижению расследования, совершая эти поездки. Европейский суд не может упустить из виду высокую степень надзора, которому подвергался Заявитель в период, прежде чем он был помещен под домашний арест. Из доводов Правительства явствует, что власти знали о его деятельности достаточно подробно и вели тщательный учет. Из копий отчетов о наблюдении, представленных в Европейский Суд, было ясно, что оспариваемые поездки являлись семейными поездками и не были связаны с рассматриваемым уголовным делом.

Не было разумного объяснения того, почему районный суд, достоверным образом информированный об этих обстоятельствах, поддержал мнение о том, что Заявитель нарушил свое обязательство или что его поведение оправдывало лишение свободы. Национальные суды не имели никаких уголовно-процессуальных причин, которые требовали бы изменить меру пресечения в виде подписки о невыезде на домашний арест. Таким образом, домашний арест был вынесен против Заявителя незаконно.

Вывод: нарушение (единогласно)

Статья 10: Районный суд установил условия для домашнего ареста Заявителя. Это включало в себя запрет на общение с кем-либо, кроме его ближайших родственников и адвокатов, получение или отправку любой корреспонденции или использование Интернета. Кроме того, ему было запрещено делать заявления или обращения к общественности или комментировать материалы уголовного дела в средствах массовой информации. Районный суд впоследствии изменил два условия, признав их незаконными. Сняв два незаконных ограничения, суд наложил новое — на использование радио и телевидения, которое он указал среди запрещенных средств связи. То, как было сформулировано новое условие, оставляло неясным, был ли Заявитель лишен возможности смотреть телевизор и слушать радио или ему было запрещено только появляться в эфире. В любом случае сфера действия нового ограничения была даже шире, чем предыдущий запрет на публичное комментирование уголовного дела, поскольку оно ограничивало доступ Заявителя к вещательным средствам массовой информации для выступлений по любому вопросу.

Не было никакой связи между ограничениями свободы слова Заявителя и рисками, указанными Правительством. Что касается риска побега, предположительно продемонстрированного поездками в Московскую область, было трудно понять, как даже подлинное убеждение, что Заявитель собирался бежать, могло иметь отношение к запрету на его использование радио и телевидения в качестве средства связи. Заявитель был заключен в своей квартире; он находился под строгим наблюдением и носил электронное устройство слежения; ему не разрешали покидать свою квартиру, даже для прогулок. В этих обстоятельствах маловероятно, что возможность сделать публичное заявление по радио или телевидению способствовала бы побегу. Что касается возможности Заявителя использовать публичные заявления для оказания влияния на свидетелей или иным образом препятствовать расследованию, ее связь с использованием радио и телевидения оставался столь же незначительной. Ограничения были применены без какой-либо очевидной связи с требованиями уголовного расследования. Запрет на доступ Заявителя к средствам связи, содержащийся в постановлении о назначении домашнего ареста, не служил цели обеспечения его явки перед следователем или на его судебное разбирательство, и, как и в случае с решением о помещении его под домашний арест, не имел никакого отношения к целям уголовного правосудия.
Выводы Суда: нарушение (единогласно).

Статья 18 в совокупности со статьей 5: жалоба Заявителя по статье 18 представляет собой фундаментальный аспект дела, который не был рассмотрен и который заслуживает отдельного рассмотрения.

Суд установил, что содержание Заявителя под домашним арестом было незаконно предписано в нарушение статьи 5 Конвенции и что запрет на доступ Заявителя к средствам связи не преследовал законную цель в нарушение статьи 10. Ввиду этих выводов, Суд может обойтись без оценки вопроса о множественности целей в отношении этих мер и сосредоточиться на вопросе, имелась ли в условиях отсутствия законной цели какая-либо иная скрытая преследуемая властями цель.

Ходатайство об изменении меры пресечения с подписки о невыезда на домашний арест было подано сразу же после двух арестов Заявителя за участие в несанкционированных публичных собраниях. Суд установил, что оба этих ареста нарушают статьи 5 и 11, и один из них также нарушает статью 18 (см. Навальный против России [GC], 29580/12 и др., 15 ноября 2018 года, информационная записка 223). В этом деле Европейский Суд отметил закономерность в арестах Заявителя и установил, что основания для лишения его свободы становились все более неправдоподобными. Суд принял утверждение о том, что Заявитель подвергся личному преследованию из-за его известности в качестве политического активиста. Его лишение свободы в настоящем деле должно было рассматриваться в контексте последовательности тех событий.

Домашний арест Заявителя вместе с ограничением его свободы выражения мнения длился более десяти месяцев. Эта продолжительность оказалась неуместной для природы рассматриваемого уголовного обвинения. Ограничения, наложенные на Заявителя, особенно запрет на связь, который даже национальные суды посчитали незаконным, становились все более неуместными в течение этого периода, поскольку отсутствие связи между ними и целями уголовного правосудия становилось все более очевидным.

При обсуждении статьи 18 в совокупности со статьями 5 и 11 в Навальном [GC] Суд опирался на совокупные контекстуальные доказательства того, что в рассматриваемый период времени реакция властей на поведение Заявителя и других политических активистов становилась все более суровой и, в более общем плане, на их подход к общественным собраниям политического характера. Суд также сослался на более широкий контекст попыток российских властей установить контроль над политической деятельностью оппозиции и отметил, что роль Заявителя как оппозиционного политика сыграла важную общественную функцию посредством демократического диалога.

Доказательства, на которые опирались в Навальном [GC], в равной степени относимы и к рассматриваемому делу и могли подтвердить утверждения Заявителя о том, что его помещение под домашний арест с ограничениями в общении, переписке и использовании Интернета преследовало цель ограничить его общественную деятельность, включая организацию и посещение общественные мероприятия. Ограничения его права на свободу в данном деле преследовали ту же цель, что и в Навальном [GC], а именно подавить политический плюрализм, что представляет собой скрытую цель (по смыслу статьи 18 Конвенции) значительной серьезности.

Вывод Суда: нарушение (единогласно)
Статья 41: Суд присудил Заявителю 20 000 евро в качестве компенсации морального вреда.