В силу пункта 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 года (раздел 3; статьи 3–33). Согласно подпункту «b» пункта 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования.

В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении административных учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными органами по защите прав и свобод человека

В сфере административно-правовых отношений

ношение религиозной одежды в общественных местах

практика Комитета ООН по правам человека

Дело «Наима Мезуд против Франции». Соображения Комитета по правам человека от 14 марта 2022 года. Сообщение № 2921/2016. По мнению Комитета, запрет автору сообщения посещать курсы повышения квалификации в головном платке представляло собой ограничение ее свободы религии в нарушение статьи 18 Пакта. Комитет также пришел к выводу, что применение судами Франции законоположений к автору, как к мусульманке, сознательно носящей головной платок, представляло собой дифференцированное обращение. Установив, что такой запрет не был предусмотрен законом и не направлен на достижение какой-либо законной цели согласно Пакту, Комитет резюмировал: такое дифференцированное обращение не было направлено на достижение законной цели во исполнение положений Пакта и не соответствовало критериям разумности и объективности. Комитет пришел к заключению: отказ в допуске автора к ее учебным занятиям в случае ношения ею головного платка представлял собой перекрестную дискриминацию по признакам пола и религии в нарушение статьи 26 Пакта. Правовые позиции Комитета: как указано в пункте 4 принятого

Комитетом по правам человека Замечания общего порядка № 22 (1993) по статье 18 Пакта о праве на свободу мысли, совести и религии, свобода исповедовать свою религию включает в себя ношение отличительной одежды или головных уборов. Он отмечает, что ношение платка, полностью или частично скрывающего волосы, является обычной практикой для большого числа мусульманских женщин, которые считают его неотъемлемой частью проявления своих религиозных убеждений (пункт 8.3 Соображений).

Комитет напоминает, что, как отмечается в пункте 8 его Замечания общего порядка № 22 (1993), положения пункта 3 статьи 18 должны толковаться строго: не признаются никакие основания для установления ограничений, кроме тех, которые конкретно предусмотрены, даже если такие ограничения разрешаются в отношении других прав, защищаемых Пактом, в частности, по соображениям государственной безопасности. Ограничения могут устанавливаться лишь для тех целей, для которых они предназначены, и должны быть прямо связаны с конкретной целью, достижение которой ими преследуется, и быть ей соразмерны. Ограничения не могут устанавливаться в дискриминационных целях или применяться дискриминационным образом (пункт 8.4 Соображений).

Ограничения должны предусматриваться или устанавливаться законом. Соответствующая норма, информация о которой должна быть доступна широким слоям населения, должна быть сформулирована достаточна четко, с тем чтобы дать лицам возможность соответствующим образом следить за своим поведением, и не должна наделять лиц, которым поручено ее осуществление, неограниченными или крайне широкими дискреционными полномочиями (пункт 8.5 Соображений).

В связи с требованием о том, что ограничение должно считаться необходимым для охраны общественной безопасности, порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц в соответствии с пунктом 3 статьи 18 Пакта, Комитет напоминает, что согласно пункту 8 его Замечания общего порядка № 22 (1993) ограничения должны быть прямо связаны с конкретной целью, достижение которой ими преследуется, и быть ей соразмерны (пункт 8.9 Соображений).

Комитет ссылается на свое Замечание общего порядка № 18 (1989) о недискриминации, где в пункте 7 дискриминация определяется как любое различие, исключение, ограничение или предпочтение, которое основано на признаках расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного положения, рождения или иного обстоятельства и которое имеет целью или следствием уничтожение или умаление признания, использования или осуществления всеми лицами на равных началах всех основных прав и свобод человека. Комитет напоминает, что нарушение статьи 26 Пакта может быть результатом дискриминационных последствий каких-либо постановлений или мер, которые на первый взгляд нейтральны и не направлены на дискриминацию. Тем не менее какое-либо различие по признакам расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного положения, рождения или иного обстоятельства, как это указано в Пакте, не является дискриминацией, если оно основано на разумных и объективных критериях и направлено на достижение законной цели (пункт 8.12 Соображений).

Комитет напоминает, что по одному из дел он уже приходил к заключению, что запрет на ношение явной религиозной символики может представлять собой перекрестную дискриминацию по признакам пола и религии. Комитет напоминает − он уже выражал свою обеспокоенность по поводу того, что усугубляющее воздействие, оказываемое Законом от 15 марта 2004 года, выражающееся в ощущение отверженности и маргинализации среди определенных групп населения, может идти вразрез с поставленными законными целями (пункт 8.13 Соображений).

Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: отмечено, что государство-участник не оспаривало − ношение автором головного платка относится к ее свободе исповедовать свою религию, что отказ разрешить ей пройти обучение в головном платке представлял собой ограничение этой свободы. Комитет пришел к заключению: запрет, наложенный на автора, являлся ограничением в осуществлении ее права на свободу исповедовать свою религию (пункт 8.3 Соображений).

Комитет должен был определить, соответствует ли ограничение свободы автора исповедовать свою религию и убеждения, предусмотренной пунктом 1 статьи 18 Пакта, критериям пункта 3 статьи 18 Пакта, то есть установлено ли оно законом и является ли оно необходимым для охраны общественной безопасности, порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц (пункт 8.4 Соображений).

Комитет должен был определить, можно ли считать ограничение, наложенное на автора, установленным законом согласно пункту 3 статьи 18 Пакта. Из этого возникает формальное требование законности, аналогичное требованию, содержащемуся в других статьях Пакта (пункт 8.5 Соображений).

В данном случае Комитет принял к сведению утверждение автора о том, что наложенное в отношении нее ограничение не было предусмотрено законом, поскольку Закон от 15 марта 2004 года, в соответствии с которым было установлено такое ограничение, распространялся на учащихся начальных, средних и старших классов государственных школ, но не на нее. Государство-участник признало: Закон от 15 марта 2004 года не распространялся на автора, но сочло, что соответствующее ограничение было предусмотрено законом, содержащимся в заключении Государственного совета от 27 ноября 1989 года и в его решении от 2 ноября 1992 года, в которых он указал, что осуществление свободы исповедовать свою религию может быть ограничено, когда оно может привести к нарушению требований в отношении функционирования органов государственного аппарата, что, по мнению Государственного совета, имеет место в четырех случаях. Комитет отметил, что ни в решении Административного суда Мелёна, ни в решении Апелляционной палаты Парижского административного суда не упоминалось вышеуказанное решение Государственного совета, хотя частично воспроизводилось его содержание. Административный суд и Апелляционная палата пришли к выводу, что ограничение свободы ношения знаков отличия, с помощью которых обозначается принадлежность к определенной религии, вытекает из принципа светскости, предусмотренного статьей 10 Декларации прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года и статьей 1 Конституции Франции. Комитет отметил, что в решениях по данному делу не была обозначена никакая другая непосредственно применимая норма (пункт 8.6 Соображений).

Комитет принял к сведению: в вышеупомянутых судебных решениях, в которых приводилась та же аргументации, что и в решении Государственного совета от 2 ноября 1992 года, на основе двух вышеизложенных положений определяются ситуации, при которых свобода исповедовать свою религию может быть ограничена, и делается вывод о том, что случай автора подпадает под одну из этих ситуаций, а именно: когда проявление такой свободы привело бы к нарушениям в учебном процессе. Комитет далее отметил, что содержание этих двух статей, которые являются нормами крайне широкого применения, не вполне достаточно четко сформулировано, чтобы дать лицу возможность соответствующим образом следить за своим поведением или предоставить лицам, которым поручено их осуществление, достаточные руководящие указания для того, чтобы они могли определить, на какие формы исповедания своей религии или убеждений установлены должные ограничения, а на какие − нет. Комитет принял к сведению информацию, которая была представлена автором и не была оспорена государством- участником, о том, что норма, которая, как представляется, вытекает из этих двух положений, по-разному интерпретируется различными лицами, ответственными за правоприменение, поскольку существуют другие образовательные центры, аналогичные тому, о котором идет речь в настоящем деле, где администрация пришла к заключению, что применимый закон предоставляет слушательницам курсов повышения квалификации право носить исламский хиджаб, о чем свидетельствовало сообщение директора колледжа им. Холлерита и показания двух женщин, представленные автором (пункт 8.7 Соображений).

Комитет указал, что статья 10 Декларации прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года гласит: «Никто не должен подвергаться притеснениям за свои убеждения, даже религиозного характера, при условии, что их выражение не нарушает установленный законом общественный порядок». Статья 1 Конституции Франции предусматривает: «Франция является неделимой, светской, демократической и социальной республикой». Она обеспечивает равенство перед законом всем гражданам независимо от происхождения, расы или религии. Она уважает все вероисповедания. Ее устройство является децентрализованным» (пункт 8.7 Соображений).

Комитет сделал вывод о том, что ни решения Государственного совета, на которые ссылается государство-участник, ни положения Конституции Франции и Декларации прав человека и гражданина недостаточно четко сформулированы, чтобы дать лицу возможность соответствующим образом следить за своим поведением или предоставить лицам, которым поручено их осуществление, достаточные руководящие указания для того, чтобы они могли определить, на какие формы исповедания своей религии или убеждений установлены должные ограничения, а на какие − нет. Следовательно, Комитет пришел к заключению, что ограничение, наложенное на автора, не было предусмотрено законом по смыслу пункта 3 статьи 18 Пакта (пункт 8.8 Соображений).

Комитет принял к сведению утверждение государства-участника о том, что ограничение, наложенное на автора, было направлено на достижение законной цели − защиты прав и свобод других лиц и охраны общественного порядка, поскольку это ограничение было необходимо для надлежащего функционирования учебного заведения, с учетом «сосуществования в одном учреждении школьников и лиц, проходящих повышение квалификации, в отношении которых действуют разные правила, что создает опасность нарушения общественного порядка». Таким образом, логика заключалась в том, что закон, применяемый к школьникам, должен применяться и к автору, чтобы избежать волнений, которые нарушат надлежащее функционирование учебного заведения. Комитет отметил, что автор представила не оспоренные государством-участником свидетельства о том, что другие девушки могли проходить курсы повышения квалификации и при этом носить исламский хиджаб и контактировать с учащимися старших классов, на которых распространяется ограничение, введенное Законом от 15 марта 2004 года, и это не привело ни к каким нарушениям общественного порядка и не препятствовало надлежащему функционированию соответствующего учреждения. С учетом того, что, с одной стороны, не было приведено никаких примеров нарушения общественного порядка или воспрепятствования надлежащему функционированию учебного заведения, а, с другой стороны, Комитет уже пришел к заключению, по крайней мере по одному делу, что применение Закона от 15 марта 2004 года, который в данном случае применяется к ученикам, с которыми автор должна сосуществовать, представлял собой нарушение статьи 18 Пакта, Комитет сделал вывод о том, что не было продемонстрировано, что наложенное ограничение было необходимо для охраны общественного порядка или основных прав и свобод других лиц (пункт 8.9 Соображений).

Комитет резюмировал: наложенное на автора ограничение, запрещающее ей посещать курсы повышения квалификации в головном платке, представлял собой ограничение ее свободы религии в нарушение статьи 18 Пакта (пункт 8.10 Соображений).

Комитет принял к сведению заявление автора о нарушении статьи 26 Пакта, поскольку, по ее мнению, она была лишена доступа к своему обучению на основании, связанном с ее религией и религиозными убеждениями. Комитет принял к сведению утверждение государства- участника о том, что вышеупомянутая норма не является дискриминационной, поскольку она не направлена против представителей какой-либо конкретной религии или какого-либо пола (пункт 8.11 Соображений).

Комитет отметил, что цель наложенного на автора ограничения заключалась в том, чтобы путем распространения на нее действия Закона от 15 марта 2004 года избежать ситуации неравенства с учащимися старших классов. Комитет подчеркнул, что, согласно публикации министерства народного образования, проведение различия между «выраженной» или «явной» религиозной символикой и другой символикой в наибольшей степени отражается на мусульманских женщинах, носящих исламский хиджаб. Комитет пришел к выводу: применение Закона от 15 марта 2004 года к автору как к мусульманке, сознательно носящей головной платок, представляло собой дифференцированное обращение (пункт 8.13 Соображений).

Комитет должен был решить, направлено ли дифференцированное обращение с автором на достижение законной цели, предусмотренной Пактом, и соответствует ли оно критериям разумности и объективности. Комитет принял к сведению утверждение государства-участника о том, что хотя действительно могут отмечаться различия в обращении с лицами, не желающими исповедовать свою религию или исповедующими ее таким образом, который согласуется с надлежащим функционированием учреждения и поддержанием порядка в учреждении, и лицами, исповедующими свою религию несовместимым с этими элементами образом, такое дифференцированное обращение основано на разумных и объективных критериях и поэтому не может считаться косвенной дискриминацией по смыслу статьи 26 Пакта. Комитет отметил: из-за такого дифференцированного обращения автор не смогла пройти курс повышения квалификации, на который она была зачислена. Установив, что такой запрет не предусмотрен законом и не направлен на достижение какой-либо законной цели согласно Пакту, Комитет пришел к выводу: такое дифференцированное обращение не направлено на достижение законной цели согласно Пакту и не соответствовало критериям разумности и объективности. Комитет пришел к заключению − отказ в допуске автора к ее учебным занятиям в случае ношения ею головного платка представлял собой перекрестную дискриминацию по признакам пола и религии в нарушение статьи 26 Пакта (пункт 8.14 Соображений).

Выводы Комитета: представленные факты свидетельствовали о нарушении государством-участником статей 18 и 26 Пакта (пункт 9 Соображений).

вопросы административного выдворения

практика Комитета ООН против пыток

Дело «Т.Б. против Швейцарии». Решение Комитета против пыток от 22 апреля 2022 года. Сообщение № 862/2018. Комитет установил, что у заявителя имелись все возможности для обоснования и уточнения своих жалоб на национальном уровне, но представленные им аргументы не позволили национальным органам прийти к выводу, что по возвращении в Эфиопию его могут подвергнуть пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. Кроме того, заявитель не доказал, что органы власти государства-участника не провели надлежащего расследования в отношении его утверждений. С точки зрения Комитета, высылка заявителя в Эфиопию государством-участником не будет представлять собой нарушения статьи 3 Конвенции.

Правовые позиции Комитета: при оценке опасности Комитет должен принять во внимание все соответствующие соображения, вытекающие из пункта 2 статьи 3 Конвенции, включая наличие постоянной практики грубых, вопиющих или массовых нарушений прав человека. Комитет напоминает, что целью такой оценки является определение того, будет ли данному лицу лично угрожать предсказуемая и реальная опасность подвергнуться пыткам в стране, в которую это лицо подлежит возвращению. Следовательно, наличие практики грубых, вопиющих или массовых нарушений прав человека в той или иной стране само по себе не является достаточным основанием для того, чтобы утверждать, что соответствующему лицу будет угрожать опасность подвергнуться пыткам по возвращении в эту страну; должны быть приведены дополнительные основания для подтверждения того, что такая опасность будет угрожать лично данному лицу. С другой стороны, отсутствие постоянной практики вопиющих нарушений прав человека не означает того, что соответствующее лицо не может быть подвергнуто пыткам с учетом конкретных обстоятельств его дела (пункт 7.3 Решения).

Комитет ссылается на свое Замечание общего порядка № 4 (2017), согласно которому обязательство по невозвращению возникает каждый раз, когда есть «серьезные основания» полагать, что то или иное лицо может подвергнуться пыткам в государстве, куда оно должно быть выслано, либо в личном качестве, либо в качестве члена группы, которому угрожает опасность подвергнуться пыткам в государстве назначения. Комитет напоминает, что «серьезные основания» существуют всякий раз, когда опасность пыток является «предсказуемой, личной, существующей и реальной». К признакам личной опасности могут относиться, в частности:

1. этническое происхождение и религиозная принадлежность заявителя;
2. предыдущее применение пыток;
3. содержание под стражей без связи с внешним миром или другие формы произвольного и незаконного содержания под стражей в стране происхождения;
4. политическая принадлежность или политическая деятельность заявителя;
5. арест и/или задержание без гарантии справедливого обращения и судебного разбирательства;
6. нарушения права на свободу мысли, совести и религии; и
7. тайное бегство из страны происхождения из-за угроз применения пыток (пункт 7.4 Решения).

Комитет напоминает, что бремя доказывания возлагается на заявителя, который должен представить аргументированное изложение дела, то есть представить обоснованные аргументы, показывающие, что опасность подвергнуться пыткам является предсказуемой, существующей, личной и реальной. Однако в том случае, если заявители находятся в ситуации, когда они не могут представить более подробной информации по своему делу, например, когда они доказали, что не имеют возможности получить документацию, касающуюся их утверждений в отношении пыток, либо лишены свободы, бремя доказывания возлагается на противоположную сторону и расследовать утверждения, проверять информацию, которые лежат в основе жалобы, надлежит соответствующему государству-участнику. Комитет в значительной степени опирается на выводы по фактической стороне дела, подготовленные органами соответствующего государства- участника; тем не менее он не считает себя связанным такими заключениями. Комитет будет осуществлять свободную оценку имеющейся у него информации в соответствии с пунктом 4 статьи 22 Конвенции, принимая во внимание все обстоятельства, относящиеся к каждому делу (пункт 7.5 Решения).

Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: исследуя вопрос о наличии риска применения пыток в данном деле, Комитет принял к сведению утверждение заявителя о том, что ему грозило обращение, противоречащее статье 3 Конвенции, в случае его возвращения в Эфиопию в связи с его политической деятельностью в Эфиопии и в Швейцарии в качестве члена «Гинбот себат» и Эфиопской целевой группы по правам человека и демократии (Швейцарии), включая организацию их собраний и демонстраций и участие в них. Комитет также учел утверждения заявителя о том, что до бегства из Эфиопии он находился в тюрьме и подвергался различным формам жестокого обращения. Комитет также обратил внимание на то, что определение степени доверия со стороны швейцарских органов по предоставлению убежища было ошибочным и что любые предполагаемые расхождения в его заявлениях объяснялись тем, что третье собеседование было проведено почти через четыре года после первого предварительного собеседования (пункт 7.6 Решения).

Комитет отметил, что власти государства-участника сочли − утверждения заявителя о его политической деятельности в Эфиопии были краткими, расплывчатыми и поверхностными. Комитет принял к сведению утверждение государства-участника о том, что заявитель смог лишь в самых общих чертах описать пытки, которые, как утверждалось, применялись во время его содержания под стражей в 2005 году, не предоставив никаких подробностей или доказательств относительно самого задержания и жестокого обращения, которому он подвергся после неудачной попытки бежать из страны в 2005 году. Комитет отметил, что в отношении политической деятельности заявителя в Швейцарии государство-участник не исключило − заявитель присутствовал на конференциях, проводимых оппозицией, что он был знаком с высокопоставленными членами и что его фотографировали вместе с ними. Однако ввиду противоречий в рассказе заявителя и отсутствия более точной информации о его деятельности и контактах, Комитет пришел к выводу, что политическая деятельность заявителя в Швейцарии была слишком незначительной, чтобы можно было утверждать − ему лично угрожала непосредственная и серьезная опасность подвергнуться пыткам в случае его высылки в Эфиопию (пункт 7.7 Решения).

В отношении утверждения заявителя о том, что многие члены «Гинбот себат» и другие диссиденты были арестованы и задержаны в Эфиопии, что «Гинбот себат» была включена эфиопскими властями в список террористических организаций и некоторые ее члены были приговорены к смертной казни, Комитет отметил, что в июне 2018 года «Гинбот себат» объявила, что отказывается от вооруженной борьбы против правительства Эфиопии в результате планируемых им реформ. Кроме того, в том же году правительство Эфиопии исключило «Гинбот себат» из списка террористических организаций, а президент Эфиопии помиловал генерального секретаря «Гинбот себат» и освободил его из-под стражи (пункт 7.8 Решения).

Комитет напомнил, что он должен был определить, угрожает ли заявителю в настоящее время опасность подвергнуться пыткам в случае его высылки в Эфиопию. Комитет установил: у заявителя имелись все возможности для обоснования и уточнения своих жалоб на национальном уровне, но что представленные им аргументы не позволили национальным органам прийти к выводу: по возвращении в Эфиопию его могут подвергнуть пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. Комитет отметил − заявитель не представил никакой новой информации или подробностей в ходе рассмотрения его второго ходатайства о предоставлении убежища в связи с его утверждениями о пытках в прошлом или деятельности в стране пребывания, несмотря на то, что это отсутствие содержания было специально отмечено Государственным секретариатом по вопросам миграции в его промежуточном решении от 17 октября 2017 года (пункт 7.9 Решения).

Комитет обратил внимание на то, что заявитель не представил никаких доказательств в отношении своего предыдущего ареста или жестокого обращения в Эфиопии и не смог продемонстрировать, что эфиопские власти разыскивают его на основании прошлых событий или по какой-либо другой причине. Из материалов, содержащихся в деле, следовало − он даже не связался со своей семьей, друзьями или другими активистами, чтобы выяснить, существует ли такой интерес со стороны эфиопских властей (пункт 7.10 Решения).

Комитет пришел к выводу, что возвращение заявителя в Эфиопию не создаст для него реальную, предсказуемую, личную и настоящую опасность подвергнуться пыткам. Кроме того, заявитель не доказал, что органы власти государства-участника не провели надлежащего расследования в отношении его утверждений (пункт 7.11 Решения).

Выводы Комитета: высылка заявителя в Эфиопию не будет представлять собой нарушения статьи 3 Конвенции (пункт 8 Решения)

Если Вам необходима помощь по защите Ваших нарушенных прав, обращайтесь по контактам ниже:

Следите за новостями нашего Центра в социальных сетях: