В силу пункта 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 года (раздел 3; статьи 3–33). Согласно подпункту «b» пункта 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования.

В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении семейно-правовых учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными органами по защите прав и свобод человека

В сфере семейно-правовых отношений

вопросы реализации судами положений Гаагской конвенции о гражданско- правовых аспектах похищения детей от 25 октября 1980 года

практика Комитета ООН по правам ребенка

Дело «Н.Е.Р.А. против Чили». Соображения Комитета по правам ребенка от 1 июня 2022 года. Сообщение № 121/2020. По мнению Комитета, решение Верховного суда Чили о возвращении Х.М. (сына автора сообщения) в Испанию во исполнение положений Гаагской конвенции о гражданско- правовых аспектах международного похищения детей не соответствовало условию, вытекающему из его права на первоочередной учет его наилучших интересов, в нарушение пункта 1 статьи 3 Конвенции о правах ребенка, рассматриваемой отдельно и в совокупности со статьями 9 и 23.

Правовые позиции Комитета: рассмотрение фактов и доказательств и толкование норм национального законодательства входит в компетенцию национальных органов, за исключением тех случаев, когда подобное рассмотрение или толкование является очевидно произвольным или равносильным отказу в правосудии. Комитет считает, что в случаях международного возвращения детей и подростков роль Комитета заключается не в том, чтобы решать, была ли правильно истолкована или применена национальными судами Гаагская конвенция о гражданско- правовых аспектах международного похищения детей, а в том, чтобы обеспечить соответствие такого толкования или применения обязательствам, установленным Конвенцией о правах ребенка (пункт 7.4 Соображения).

Комитет напоминает: согласно пункту 1 статьи 3 Конвенции о правах ребенка, государства-участники должны обеспечить первоочередной учет наилучших интересов ребенка во всех действиях или решениях, предпринимаемых в отношении детей государственными учреждениями. Комитет также обращает внимание на то, что решение о возвращении ребенка в другую страну является «действием» по смыслу статьи 3 Конвенции. Комитет подчеркивает, что наилучшие интересы ребенка должны быть «скорректированы и определены на индивидуальной основе в соответствии с конкретной ситуацией ребенка… с учетом его личного контекста, положения и потребностей» (пункт 8.2 Соображения).

Комитет отмечает, что Конвенция о правах ребенка должна толковаться в соответствии с общими принципами международного права. При любом таком толковании необходимо должным образом учитывать контекст применения Конвенции, который, согласно подпункту «с» пункта 3 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров, включает «любые соответствующие нормы международного права, применимые в отношениях между сторонами», и, в частности, нормы, касающиеся международной защиты прав человека. Относительно международного похищения детей Конвенция о правах ребенка должна толковаться с учетом обязательств государств-участников по Гаагской конвенции, тем более что, как признает государство-участник, в соответствии со статьей 11 Конвенции о правах ребенка государства-участники должны принимать меры против незаконного вывоза и удержания детей за границей, в том числе путем присоединения к таким соглашениям, как Гаагская конвенция (пункт 8.3 Соображения).

Комитет признает сложность и разнообразие обстоятельств, которые могут возникнуть в каждом конкретном случае, а также тот факт, что цели Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, а именно: предотвращение похищения детей и их немедленное возвращение, направлены на обеспечение защиты наилучших интересов ребенка. Комитет отмечает, что Гаагская конвенция устанавливает твердую презумпцию того, что обеспечение наилучших интересов ребенка означает его немедленное возвращение. Однако эта презумпция может быть опровергнута исключениями, установленными в статьях 12, 13 и 20 Гаагской конвенции, в соответствии с которыми в каждом конкретном случае требуется определение того, будет ли в действительности такое возвращение вступать в явное противоречие с обеспечением наилучших интересов ребенка. В таких случаях наилучшие интересы ребенка по смыслу статьи 3 Конвенции о правах ребенка являются основным соображением при принятии решения о возвращении. Комитет отмечает, что вышесказанное не означает, что решение о международном возвращении ребенка, принятое национальным судом исключительно на основании Гаагской конвенции, в обязательном порядке обеспечивает соблюдение обязательств государства- участника по Конвенции о правах ребенка. В частности, поскольку право ребенка на то, чтобы его наилучшие интересы учитывались в первую очередь, предполагает применение процессуальных гарантий и толковательных стандартов, нельзя просто заявить, что все решения национальных судов, принятые исключительно на основании Гаагской конвенции, неизбежно приведут к соблюдению статьи 3 Конвенции о правах ребенка. Именно национальные суды должны обеспечить соблюдение стандартов статьи 3 Конвенции о правах ребенка в каждом решении, в котором применяются или используются исключения, предусмотренные статьями 12, 13 и 20 Гаагской конвенции (пункт 8.4 Соображения).

Комитет считает, что при принятии решений по делам о международном похищении детей национальные суды должны, во-первых, эффективно оценивать факторы, которые могут составлять исключение из обязательства немедленно вернуть ребенка (согласно статьям 12, 13 и 20 Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей), в частности, когда такие факторы поднимаются одной из сторон разбирательства, а также принимать достаточно обоснованное решение по этому вопросу. Во-вторых, такие факторы должны оцениваться с учетом обеспечения наилучших интересов ребенка. Комитет подчеркивает − второе условие в значительной степени зависит от фактических определений, которые, как правило, относятся к юрисдикции национальных судов. Комитет отмечает: учитывая, что Гаагская конвенция призвана обеспечить справедливый баланс между стандартом, устанавливающим презумпцию в пользу международного возвращения ребенка, и факторами, которые в определенных случаях могут сделать такое возвращение противоречащим наилучшим интересам ребенка, представляется маловероятным, что надлежащее соблюдение вышеупомянутых процедурных гарантий приведет к существенному нарушению статьи 3 Конвенции (пункт 8.5 Соображения).

Комитету известно, что целью Гаагской конвенции о гражданско- правовых аспектах международного похищения детей является возвращение детей в страны их обычного проживания, чтобы в случае необходимости вопросы опеки и защиты детей решались в данной юрисдикции. Он также отмечает, что решения о возвращении должны приниматься в оперативном порядке с целью обеспечения надлежащего восстановления нормального положения ребенка и практических гарантий осуществимости возвращения, во избежание искажения цели и объекта Гаагской конвенции. В связи с этим Комитет считает, что в соответствии с принципом обеспечения наилучших интересов ребенка следует придерживаться строгого толкования исключений из обязательства вернуть ребенка, установленных в Гаагской конвенции. От национальных судей, призванных применять Гаагскую конвенцию, нельзя требовать такого же уровня изучения наилучших интересов ребенка, как и от судей, призванных принимать решения об опеке, порядке посещения или других связанных с этим вопросов, особенно в случае отсутствия доступа первого из вышеупомянутых судей к тем же доказательствам и информации, что и судей страны обычного проживания. Тем не менее судья, выносящий решение о возвращении, должен оценить с учетом ограниченных исключений, установленных в Гаагской конвенции, и в соответствии с требованиями статьи 3 Конвенции о правах ребенка степень, в которой возвращение может нанести ребенку физический или психологический ущерб или иным образом будет явно противоречить его наилучшим интересам (пункт 8.6 Соображения).

Оценка Комитетом фактических обстоятельств дела: принят к сведению аргумент автора сообщения о том, что в своем решении Верховный суд неправильно применил концепцию обеспечения наилучших интересов ребенка как по форме, так и по существу. Во-первых, Комитет счел, что рассмотрение этого утверждения не означало взятие им на себя роли апелляционного органа или пересмотр толкования судами норм национального законодательства, действующих в государстве-участнике; скорее, это могло означать рассмотрение вопроса о соответствии внутренних решений обязательствам государства-участника по Конвенции о правах ребенка согласно статье 5 Факультативного протокола. Во-вторых, Комитет отметил, что, поскольку принцип обеспечения наилучших интересов ребенка, закрепленный в статье 3 Конвенции о правах ребенка, налагает как процедурные, так и материальные обязательства, то в компетенцию Комитета входит проверка соответствия этим обязательствам аргументации, лежащей в основе решений, принятых национальными судами. В-третьих, Комитет указал, что само существо утверждений автора сообщения заключается в определении объема обязательств государства-участника по Конвенции о правах ребенка в отношении решений, принятых на основе Гаагской конвенции (пункт 7.4 Соображения).

Комитет принял к сведению аргумент автора сообщения о том, что решение о возвращении Х.М. (сын автора) в Испанию нарушит статьи 9 и 23 Конвенции о правах ребенка, поскольку его возвращение будет иметь серьезные и потенциально необратимые последствия для его психического здоровья, особенно с учетом его аутизма, поскольку это повлечет за собой его разлуку с матерью, которая является его основным опекуном и человеком, с кем у него установлены самые крепкие эмоциональные связи. Комитет отметил, что данные утверждения основаны на фактической предпосылке, сводящейся к тому, что возвращение Х.М. повлечет за собой его разлуку с матерью. Комитет напомнил, что в его функции, как правило, не входит установление или пересмотр вопросов фактов, определенных национальными судами. Однако, поскольку автор сообщения утверждал, что Верховный суд не уделил должного внимания ее возможному расставанию с Х.М. и тому влиянию, которое такое расставание окажет на ребенка ввиду его особой уязвимости, Комитет счел, что эти утверждения были достаточно обоснованы для целей приемлемости, поскольку они могут быть признаны равносильными нарушениям статьи 3 Конвенции о правах ребенка в совокупности со статьями 9 и 23 (пункт 7.5 Соображения).

Комитет признал приемлемыми утверждения автора согласно статье 3 Конвенции в совокупности со статьями 9 и 23, поскольку, возможно, наилучшие интересы Х.М. не были должным образом учтены, в частности в связи с его возможной разлукой с матерью и тем влиянием, которое это окажет на его психическое здоровье с учетом его аутизма (пункт 7.7 Соображения).

Комитет должен был определить, был ли учет наилучших интересов ребенка основным соображением согласно статье 3 Конвенции при принятии Верховным судом решения о возвращении Х.М. в Испанию в порядке применения Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей (пункт 8.2 Соображения).

Комитет принял к сведению аргумент государства-участника о том, что применение Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей непосредственно направлено на обеспечение выполнения его обязательства учитывать наилучшие интересы ребенка в соответствии с Конвенцией о правах ребенка и поэтому нельзя утверждать, что Верховный суд не учел наилучшие интересы Х.М. (пункт 8.3 Соображения).

Рассмотрев первоначальный вопрос о стандарте, применяемом в соответствии со статьей 3 Конвенции о правах ребенка к случаям международного возвращения детей, Комитет должен был определить, в какой степени в конкретном случае с Х.М. в решении Верховного суда соблюдался этот стандарт. Комитет принял к сведению довод государства- участника о том, что все решения были должным образом обоснованы и мотивированы. Он также отметил, что после тщательного анализа доказательств и применимых стандартов Первый суд по семейным делам города Винья-дель-Мар, чье решение было позже подтверждено в апелляции, согласно пункту «a» статьи 13 Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей отклонил ходатайство о возвращении Х.М. на основании того, что отец дал согласие на пребывание ребенка в государстве-участнике. Суд по семейным делам также отметил: следует уделить должное внимание тому факту, что возвращение Х.М. создаст для него «пагубную и вредную среду», особенно в свете его особой уязвимости из-за потенциальной разлуки с матерью, роль которой в жизни Х.М. особенно важна с учетом его состояния. Эти выводы стали частью анализа наилучших интересов ребенка в значении, предусмотренном Конвенцией о правах ребенка. Комитет отметил, что решением Верховного суда постановление суда по семейным делам было отменено на том основании, что доказанные факты не могли быть истолкованы как согласие отца сделать Чили местом постоянного проживания Х.М. Комитет отметил, что Верховный суд в своем решении указал: автор сообщения не доказала наличие серьезного риска в связи с запрошенным возвращением (пункт 8.7 Соображения).

Комитет счел, что решение Верховного суда не опровергло должным образом ряд элементов, установленных и включенных в решение суда первой инстанции, а также подтвержденных Апелляционным судом, которые имели значение для определения того, должен ли Х.М. быть возвращен в Испанию, прежде всего с учетом его особой уязвимости, вызванной аутизмом, а также его потенциальной разлуки с матерью, занимающей в его жизни важное место в связи с его состоянием. Вышесказанное тем более имело значение в связи с тем, что данным решением были опровергнуты выводы нижестоящих судов в отношении исключения, установленного в пункте «а» статьи 13 Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. Несмотря на понимание того, что разлука, какой бы тяжелой она ни была для ребенка, автоматически не отвечает критерию серьезности риска, например, в свете требований пункта «b» статьи 13 Гаагской конвенции, необходимо было должным образом рассмотреть реальную возможность для родителя вернуться в страну обычного проживания ребенка и поддерживать с ним контакт, особенно в деле, подобном делу Х.М., учитывая описанные выше обстоятельства. В частности, особое внимание следовало уделить его юному возрасту на момент вынесения решения Верховным судом (три года), тому факту, что автор сообщения была особым лицом для Х.М. во время его лечения аутизма в государстве-участнике в течение предыдущих двух лет, а также тому, что в отношении автора был выдан ордер на арест в Испании. Комитет отметил: в решении Верховного суда говорится только о правах отца и ничего не говорится о правах или наилучших интересах Х.М. Соответственно, не вдаваясь в обсуждение оценки Верховным судом фактов и применимых стандартов, Комитет счел: отсутствие достаточной аргументации в решении Верховного суда не позволило ему подтвердить, что суд эффективно оценил описанные выше факторы (пункт 8.8 Соображения).

Комитет принял к сведению аргумент государства-участника о том, что сфера действия сообщения не может быть сведена к решению Верховного суда, поскольку промежуточное слушание по исполнению постановления о возвращении было проведено в целях обеспечения безопасного возвращения ребенка в страну его обычного проживания и тем самым обеспечения его наилучших интересов, во избежание причинения ему непоправимого вреда. Комитет установил, что решение Верховного суда предписывало немедленное возвращение Х.М. в Испанию без указания условий, на которых должно состояться его возвращение. Комитет отметил, что промежуточное слушание, состоявшееся 6 ноября 2020 года, было ограничено исполнением постановления о возвращении и поэтому не могло исправить неспособность Верховного суда эффективно оценить факторы, которые могут представлять собой исключение из обязательства немедленно вернуть ребенка. Комитет счел, что суд, выносящий постановление о возвращении ребенка, на момент вынесения такого постановления должен быть уверен в том, что будут приняты все необходимые меры для его безопасного возвращения. Комитет отметил − решение о возвращении Х.М. в Испанию не соответствовало условию, вытекающему из его права на первоочередной учет его наилучших интересов, в нарушение пункта 1 статьи 3 Конвенции, рассматриваемой отдельно и в совокупности со статьями 9 и 23 (пункт 8.9 Соображения).

Выводы Комитета: представленные факты свидетельствовали о нарушении государством-участником пункта 1 статьи 3 Конвенции, рассматриваемой отдельно и в совокупности со статьями 9 и 23 (пункт 8.10 Соображения).

Если Вам необходима помощь по защите Ваших нарушенных прав, обращайтесь по контактам ниже:

Следите за новостями нашего Центра в социальных сетях: