ВЕРХОВНЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ОБЗОР
ПРАКТИКИ МЕЖГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ ПО ЗАЩИТЕ ПРАВ
И ОСНОВНЫХ СВОБОД ЧЕЛОВЕКА N 1 (2022)
Практика Европейского суда по правам человека.
В силу пункта 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 года (раздел 3; статьи 3 — 33). Согласно пункту «b» части 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования».
В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении административных, гражданских дел, дел по разрешению экономических споров, уголовных и иных дел учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными органами по защите прав и свобод человека.
В сфере административно-правовых отношений вопросы обеспечения надлежащих условий содержания в местах лишения свободы (содержание лица в одиночном заключении, условия транспортировки лишенных свободы лиц)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека (далее также — Европейский Суд, Суд) по жалобе N 48053/06 и по 7 другим жалобам по делу «Успанов и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 9 февраля 2021 года), которым установлены нарушения статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года в связи с нахождением одного из заявителей в непрерывном одиночном заключении (более подробная информация об этом постановлении изложена ниже).
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 28163/17 и по 3 другим жалобам по делу «Никулин и другие против Российской Федерации» (вынесено и уступило в силу 28 октября 2021 года), которым также установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с необеспечением одному из заявителей, лишенному свободы, надлежащих условий транспортировки.
Вопросы обеспечения надлежащих условий содержания в местах лишения свободы (использование наручников)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которым установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с постоянным надеванием наручников в безопасной обстановке, а также с использованием наручников во время перевозки.
Суд отметил (и это не оспаривалось сторонами), что суд в своем решении установил — обычное надевание наручников на заявителя во время его содержания под стражей было законным и основывалось на его статусе пожизненного заключенного и решении начальника этого следственного изолятора. Таким образом, Суд счел установленным — заявителю систематически надевали наручники во время его содержания под стражей (пункт 202 постановления).
Европейский Суд установил: заявитель был помещен под наблюдение только 27 марта 2017 года, но с 16 марта 2017 года, когда он прибыл в следственный изолятор, на него надели наручники. Следовательно, можно предположить, что, по крайней мере, в течение одиннадцати дней наручники надевались не из соображений личной безопасности, а из-за его статуса пожизненного заключенного. Решение о помещении заявителя под наблюдение было принято один раз, никакой переоценки поведения заявителя в течение периода, на который поступила жалоба, не проводилось. Суд также отметил следующее — в материалах дела отсутствовали доказательства какой-либо фактической оценки риска, проведенной либо администрацией следственного изолятора, либо городским судом, которая оправдывала бы обычное использование наручников на заявителе в течение длительного периода времени (пункт 204 постановления).
Как усматривалось из текста постановления, с 16 марта по 24 мая 2017 года заявитель содержался под стражей в следственном изоляторе. На протяжении всего периода его содержания под стражей надзиратели систематически надевали наручники на заявителя всякий раз, когда он выходил из своей камеры (пункт 62 постановления). 27 марта 2017 года начальник следственного изолятора принял решение поместить заявителя под наблюдение («профилактический учет») как заключенного, который мог скрыться либо напасть на сотрудников администрации учреждения или других сотрудников правоохранительных органов (пункт 63 постановления).
Суд ранее уже отмечал по аналогичному делу, что систематическое надевание наручников на заключенных в безопасных условиях без достаточных оснований может рассматриваться как унижающее достоинство обращение (пункт 205 постановления).
Суд не увидел причин отступать от этого вывода в данном деле и пришел к выводу: имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с систематическим надеванием на одного из заявителей наручников без достаточных оснований во время его содержания под стражей.
Суд также обратил внимание на то, что во время содержания под стражей в другом следственном изоляторе заявитель находился в наручниках только в дни слушаний в городском суде, период надевания наручников в каждом случае ограничивался временем, которое требовалось для транспортировки заявителя между следственным изолятором и городским судом (пункт 209 постановления).
Суд ранее уже устанавливал — использование наручников может быть оправдано в конкретных случаях, таких как перевод за пределы учреждения, и что такое надевание наручников само по себе в отсутствие каких-либо неблагоприятных последствий для здоровья заявителя, применения силы или публичного воздействия, превышающего то, что может быть разумно сочтено необходимым в данных обстоятельствах, не достигает минимального уровня тяжести, требуемого статьей 3 Конвенции (пункт 210 постановления).
Суд не увидел причин отступать от этой позиции в указанном деле и пришел к выводу: данная часть жалобы не раскрывает признаков нарушения статьи 3 Конвенции (пункт 211 постановления).
Вопросы обеспечения надлежащих условий содержания в местах лишения свободы (осуществление постоянного видеонаблюдения за лишенным свободы лицом)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которым установлено нарушение статьи 8 Конвенции в отношении одного из заявителей в связи с постоянным видеонаблюдением во время лишения его свободы.
Суд отметил, что он уже устанавливал — национальная правовая база Российской Федерации, регулирующая помещение заключенных под постоянное видеонаблюдение в пенитенциарных учреждениях, не соответствует стандартам, изложенным в статье 8 Конвенции, и не обеспечивает надлежащей защиты от произвольного вмешательства властей в право задержанных на уважение их частной жизни (пункт 222 постановления).
Рассмотрев все представленные ему материалы, Суд не нашел ни одного факта или аргумента, способного убедить его прийти к иному выводу по данному делу (пункт 223 постановления).
Право на компенсацию в случае незаконного лишения свободы
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которым установлено нарушение пункта 5 статьи 5 Конвенции в связи с несоблюдением права одного из заявителей на компенсацию в случае незаконного лишения свободы.
Власти утверждали, что заявитель имел законное право на компенсацию и использовал процедуру, предусмотренную для этой цели во внутреннем законодательстве.
Суд повторил: компенсация за содержание под стражей, осуществленное в нарушение положений статьи 5 Конвенции, должна быть не только теоретически доступной, но и доступной на практике для соответствующего лица (пункт 195 постановления).
В данном деле внутригосударственные суды отклонили гражданский иск заявителя о компенсации морального вреда за его незарегистрированное содержание под стражей, сославшись на судимость заявителя по уголовному делу и вычет срока незапротоколированного содержания под стражей из его срока лишения свободы. Внутригосударственные суды пришли к выводу, что, таким образом, право заявителя было восстановлено, и постановили, что заявитель не продемонстрировал незаконность действий национальных властей, как того требовали статьи 1069 и 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации (пункт 196 постановления).
Суд обратил внимание на то, что он уже оценивал в других делах порядок применения судами Российской Федерации статей 1069 и 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации, не позволяющих заявителям по этим делам получить компенсацию за содержание под стражей, которое было наложено в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции. Суд также отметил: законодательство Российской Федерации не предусматривает ответственности государства за задержание, которое не было зарегистрировано или не было признано в какой-либо процессуальной форме (пункт 197 постановления).
Таким образом, с точки зрения Европейского Суда, заявитель не имел законного права на компенсацию, как того требует пункт 5 статьи 5 Конвенции. Соответственно, в отношении г-на Коваля имело место нарушение этого положения.
В сфере уголовных и уголовно-процессуальных отношений
Право не подвергаться пыткам, иному бесчеловечному обращению (в аспектах применения сотрудниками правоохранительных органов пыток по отношению к обвиняемым, а также непроведения эффективного расследования по указанным фактам)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 48053/06 и по 7 другим жалобам по делу «Успанов и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 9 февраля 2021 года), которым установлены нарушения статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с пытками, иным жестоким обращением в отношении заявителей и непроведением эффективного расследования по соответствующим фактам, одиночным заключением в исправительной колонии одного из заявителей; пункта 1 статьи 5 Конвенции ввиду незаконного содержания заявителей под стражей вследствие незапротоколированного задержания заявителей; пункта 1 статьи 6 Конвенции — вследствие нарушения принципа справедливости судопроизводства по уголовным делам заявителей (использование судом полученных в результате пыток доказательств).
Заявители жаловались на то, что они подвергались жестокому обращению со стороны сотрудников правоохранительных органов и эффективное расследование их жалоб не проводилось.
Суд отметил, что утверждения заявителей о пытках, а именно — электрошоком, жестокими избиениями, защемлением конечностей плоскогубцами, удушением, угрозами сексуального насилия, введением игл под ногти, сжиганием газовым пламенем и сигаретами были подтверждены медицинскими показаниями и подробными описаниями жестокого обращения (пункт 225 постановления).
Суд счел, что жестокое обращение с заявителями явно причинило им серьезные физические и психические страдания. Последовательность событий также свидетельствовала о том, что боль и страдания были причинены им умышленно, то есть с целью получения признаний в совершении ими преступлений. Таким образом, Суд пришел к выводу: жестокое обращение, о котором шла речь, равносильно пытке (пункт 227 постановления).
С учетом вышеизложенного, по мнению Европейского Суда, в отношении всех заявителей имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовой и процессуальной части.
Г-н Т. жаловался, что его помещение в штрафной изолятор исправительной колонии было равносильно обращению с нарушением статьи 3 Конвенции.
Суд вновь заявил: запрет на контакты с другими заключенными по соображениям безопасности, дисциплинарным или защитным соображениям сам по себе не является бесчеловечным обращением или наказанием. Хотя длительное отстранение от общения с другими лицами, с точки зрения Суда, нежелательно, подпадает ли такая мера под действие статьи 3 Конвенции, зависит ли от конкретных условий, строгости меры, ее продолжительности, преследуемой цели и ее последствий для соответствующего лица (пункт 231 постановления).
Суд установил — заявитель содержался в непрерывном одиночном заключении в общей сложности десять месяцев. Суд принял к сведению, что в дополнение к социальной изоляции помещение заявителя в карцер одиночного заключения было связано с рядом дополнительных ограничений, связанных, в частности, с ограниченным доступом к прогулкам на свежем воздухе и ограничениями на посещение семьи и получение любых посылок извне (пункт 232 постановления).
Суд отметил, что заявитель был помещен в одиночную камеру из-за его предполагаемого неуважения к сотрудникам колонии. В материалах дела, как подчеркнул Суд, отсутствовали записи о хулиганстве или опасном поведении заявителя. Европейский Суд счел следующее — непринятие или неформальное приветствие сотрудников колонии является явно недостаточным основанием для содержания заявителя в почти полной социальной изоляции в общей сложности в течение десяти месяцев в отсутствие того, что он представляет какую-либо опасность для себя или других (пункт 233 постановления).
Европейский Суд резюмировал: одиночное заключение заявителя в карцерах исправительной колонии представляло собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, противоречащее статье 3 Конвенции.
Г-н У., г-н М. и г-н Т., г-н Л., а также г-н В. и г-н А. жаловались на свое содержание под стражей в отсутствие протокола о задержании в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции.
Суд счел, что задержание г-на У. 31 октября 2004 года подтверждалось показаниями его матери и жены, которые видели его 5 или 6 ноября 2004 года в помещении правоохранительных органов. К тому времени заявитель уже несколько дней содержался под стражей государственными служащими, установил Суд. Власти не опровергли их заявления и у Суда отсутствовали основания сомневаться в них. Как видно из материалов дела, арест заявителя был зафиксирован 11 ноября 2004 года, то есть примерно через две недели после его фактического ареста (пункт 196 постановления).
Суд отметил: власти не оспаривали тот факт, что г-н М. и г-н Т. были «лишены свободы» по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции. Они также не оспаривали тот факт, что никакие протоколы об аресте или содержании заявителей под стражей не были составлены до 17 ноября 2004 года и 27 августа 2004 года соответственно. Кроме того, в ходе судебного разбирательства родственники заявителей под страхом наказания за лжесвидетельство заявили, что заявители были арестованы 14 ноября 2004 года и 23 августа 2004 года соответственно (пункт 197 постановления).
Что касается г-на Л., то Суд подчеркнул — его заявление о задержании государственными служащими вечером 17 марта 2006 года может быть подтверждено заявлением медсестры, которая лечила его раны в ночь на 18 марта 2006 года в больнице. Власти не оспаривали ее заявление и у Суда отсутствовали основания сомневаться в этом. Как следовало из материалов дела, арест заявителя не был зафиксирован до вечера 18 марта 2006 года. Суд также отметил решение суда от 22 января 2009 года, в котором было установлено, что следователь не удовлетворил жалобу заявителя на его содержание под стражей в период с 17 по 18 марта 2006 года (пункт 199 постановления).
В деле г-на В. и г-на А. власти не оспаривали версию заявителей о событиях. Суд отметил, что заявители были задержаны соответственно 20 и 21 июля 2005 года, а протоколы их ареста были составлены соответственно 21 и 24 июля 2005 года (пункт 200 постановления).
Таким образом, Суд счел установленным, что заявители были задержаны в качестве подозреваемых государственными служащими без надлежащего уведомления. Отсутствие каких-либо подтверждений или записей о содержании заявителей под стражей в качестве подозреваемых привело к тому, что они были лишены доступа к адвокату и всех других прав, которые они должны были иметь в качестве подозреваемых, а это означало — они были полностью предоставлены на милость тех, кто их удерживал. Таким образом, заявители были уязвимы не только к произвольному вмешательству в их право на свободу, но и к жестокому обращению (пункт 201 постановления).
Суд резюмировал: неучтенное содержание заявителей под стражей являлось полным отрицанием принципиально важных гарантий, содержащихся в статье 5 Конвенции, и было несовместимо с требованием законности и с самой целью этой статьи. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции (пункт 202 постановления).
Г-н У., г-н М. и г-н Т., г-н Ш., г-н Л., г-н Х., г-н О. и г-н Ц. и В., А. и Т.В. жаловались — их осуждение было основано на признательных показаниях, полученных в результате жестокого обращения, что сделало их судебные процессы несправедливыми.
Власти утверждали, что в дополнение к письменным признательным показаниям заявителей их обвинительные приговоры были основаны на множестве доказательств, полученных в ходе расследования. Суды первой инстанции рассмотрели показания заявителей о жестоком обращении и отклонили их как необоснованные. Заявители поддержали свои жалобы.
Суд повторил — дача признательных показаний, полученных в нарушение статьи 3 Конвенции, делает соответствующее уголовное производство в целом автоматически несправедливым, независимо от доказательной ценности этих показаний и независимо от того, было ли их использование решающим в обеспечении осуждения подсудимого (пункт 241 постановления).
Суд также напомнил: при рассмотрении утверждений о том, что доказательства были получены в результате жестокого обращения, суд первой инстанции может быть привлечен для оценки тех же фактов и элементов, которые ранее были предметом изучения следственных органов. Однако его задача состоит не в том, чтобы исследовать индивидуальную уголовную ответственность предполагаемых преступников, а в том, чтобы решить путем полного, независимого и всеобъемлющего рассмотрения вопрос о допустимости и достоверности доказательств. Признание в качестве доказательства показаний, несмотря на достоверные утверждения о том, что они были получены в результате жестокого обращения, вызывает серьезные вопросы относительно справедливости судебного разбирательства (пункт 242 постановления).
Суд обратил внимание на то, что он уже установил — признательные показания заявителей были получены в результате пыток, которым они подвергались со стороны государственных должностных лиц. Внутригосударственные суды не исключали признательные показания в качестве недопустимых доказательств и ссылались на них при осуждении заявителей за преступления, в которых они сознались в этих показаниях. Они отказались исключить признательные показания в качестве доказательств, ссылаясь на решения следователей не возбуждать уголовные дела по факту предполагаемого жестокого обращения (пункт 243 постановления).
Суд пришел к выводу: суды первой инстанции не провели независимого и всестороннего рассмотрения заслуживающих доверия утверждений заявителей о том, что их признательные показания были результатом насилия со стороны полиции (пункт 244 постановления).
При таких обстоятельствах Суд резюмировал — использование национальными судами признаний заявителей, полученных в нарушение статьи 3 Конвенции, независимо от их влияния на исход уголовного разбирательства, сделало судебное разбирательство заявителей несправедливым (пункт 245 постановления).
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановления Европейского Суда по жалобам N 8372/07 и по 2 другим жалобам по делу «Цуроев и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 8 июня 2021 года), N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которыми также установлены нарушения статьи 3 Конвенции в связи с пытками, иным жестоким обращением в отношении заявителей и непроведением эффективного расследования по соответствующим фактам.
Право не подвергаться бесчеловечному обращению (нахождение лица в металлической клетке во время судебного заседания)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которым установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с нахождение одного из заявителей в металлической клетке во время судебного заседания.
Европейский Суд обратил внимание на то, что в делах «Свинаренко и Сляднев против Российской Федерации» и «Воронцов и другие против Российской Федерации» он уже рассматривал вопрос об использовании металлических клеток в залах судебных заседаний и установил, что такая практика сама по себе является оскорблением человеческого достоинства и равносильна унижающему достоинство обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции (пункт 216 постановления).
Рассмотрев все представленные ему материалы, Суд не нашел ни одного факта или аргумента, способного убедить его прийти к иному выводу по настоящему делу (пункт 217 постановления).
право на свободу и личную неприкосновенность (вопросы незапротоколированного задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления, разумные сроки содержания под стражей , неоперативное рассмотрении жалоб на решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и/или о продлении срока нахождения под стражей, право каждого арестованного быть доставленным в срочном порядке к судье)
В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по правам человека по жалобам N 48053/06 и по 7 другим жалобам по делу «Успанов и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 9 февраля 2021 года) (более подробная информация об этом постановлении изложена выше), N 8372/07 и по 2 другим жалобам «Цуроев и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 8 июня 2021 года), N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которыми установлены нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции в связи с незаконным содержанием заявителей под стражей вследствие незапротоколированного задержания заявителей.
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 28163/17 и по 3 другим жалобам по делу «Никулин и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 28 октября 2021 года), которым установлены нарушения пункта 3 статьи 5 «Право на свободу и личную неприкосновенность» Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с необоснованно длительным содержанием заявителей под стражей; пункта 4 статьи 5 Конвенции из-за неоперативного рассмотрения судом жалобы одного из заявителей на постановление о заключении под стражу.
Право на справедливое судебное разбирательство в аспекте недопустимости использования доказательств по делу, полученных вследствие пыток, иного бесчеловечного обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 48053/06 и по 7 другим жалобам по делу «Успанов и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 9 февраля 2021 года) (более подробная информация об этом постановлении изложена выше), N 8372/07 и по 2 другим жалобам по делу «Цуроев и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 8 июня 2021 года), N 29627/10 и по 8 другим жалобам по делу «Коваль и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 5 октября 2021 года), которыми установлены нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с нарушением принципа справедливости судопроизводства по уголовным делам заявителей (использование судом полученных в результате пыток доказательств) .
Право на уважение частной и семейной жизни (вопросы осуществления контроля и записи телефонных и иных переговоров)
В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 57143/11 по делу «Гладкий и другие против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 30 сентября 2021 года), которым установлено нарушение статьи 8 и 13 Конвенции в связи с применением негласных методов наблюдения в отношении заявителей путем прослушивания их телефонных переговоров, а также отсутствием эффективных средств правовой защиты от данных нарушений.
Заявители жаловались на то, что прослушивание их телефонных разговоров в ходе уголовного разбирательства, инициированного против них, нарушило их право на уважение их частной жизни, жилища и корреспонденции.
Суд повторил следующее — меры, направленные на перехват телефонных сообщений, представляют собой вмешательство в осуществление прав, изложенных в статье 8 Конвенции. Такое вмешательство приводит к нарушению Конвенции, если только не будет доказано, что оно осуществлялось «в соответствии с законом», преследовало одну или несколько законных целей либо целей, определенных во втором абзаце, и было «необходимо в демократическом обществе» для достижения этих целей (пункт 8 постановления).
Суд обратил внимание: в делах «Быков против Российской Федерации», «Ахлюстин против Российской Федерации», «Зубков и другие против Российской Федерации», «Дудченко против Российской Федерации», «Москалев против Российской Федерации» и «Константин Москалев против Российской Федерации» Суд уже устанавливал нарушение в отношении вопросов, аналогичных тем, которые рассматриваются в данном деле. В частности, в деле «Дудченко против Российской Федерации» неспособность внутригосударственных судов при санкционировании скрытого наблюдения в отношении заявителя проверить, имелись ли «обоснованные подозрения» в отношении него, и применить критерии «необходимости в демократическом обществе» и «соразмерности», привела Суд к выводу о нарушении права заявителя, изложенного в статье 8 Конвенции (пункт 9 постановления).
Рассмотрев все представленные ему материалы, Суд не нашел ни одного факта или аргумента, способных убедить его прийти к иному выводу относительно приемлемости и существа данных жалоб. Нет никаких доказательств того, отметил Европейский Суд, что какая-либо информация или документ, подтверждающие подозрения в отношении заявителей, были представлены в суды, которые санкционировали прослушивание телефонных разговоров заявителей. Также отсутствовали какие-либо свидетельства того, что эти суды применили критерий «необходимости в демократическом обществе» и, в частности, оценивали, были ли меры наблюдения, принятые в отношении заявителей, соразмерны какой-либо преследуемой законной цели. Таким образом, названные жалобы демонстрировали, с точки зрения Суда, нарушение статьи 8 Конвенции (пункты 11 — 12 постановления).
Полный текст обзора можно посмотреть здесь
Если Вам необходима помощь по защите Ваших нарушенных прав, обращайтесь по контактам ниже:
Пишите | Звоните | Пишите на сайте |
---|---|---|
echr@cpk42.com | +7 495 123 3447 | Форма |