Дело № 68868/14 "Ю.И. против России"

Перевод настоящего решения ЕСПЧ от 25 февраля 2020 года является техническим и выполнен в ознакомительных целях.
С решением на языке оригинала можно ознакомиться, скачав файл по ссылке
Третья Секция
Дело «Ю. И. против России»
(Жалоба № 68868/14)
CASE OF Y. I. v. RUSSIA
Решение
Страсбург
25 февраля 2020
Это решение становится окончательным при обстоятельствах, изложенных в пункте 2 статьи 44 Конвенции.
Оно может подлежать редакционной правке
В деле «Y.I. против России», Европейский суд по правам человека (третья секция), заседающий в качестве палаты, состоящей из:
Paul Lemmens, Председатель,
Georgios A. Serghides,
Helen Keller,
Dmitry Dedov,
María Elósegui,
Gilberto Felici,
Erik Wennerström, судьи,
и Stephen Phillips, Секретарь Секции,
Жалоба подана против Российской Федерации, в суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее-Конвенция) гражданкой Российской Федерации, г-жой Y. I. (далее-заявитель), 14 октября 2014 г.; решение об уведомлении Правительства Российской Федерации (далее — “правительство”) о жалобе на автоматическое лишение заявителя родительских прав и признании неприемлемой остальной части заявления; решение о предоставлении приоритета вышеуказанному заявлению в соответствии с правилом 41 Регламента Суда;
Рассмотрев дело в закрытом заседании 4 февраля 2020 года,
Выносит следующее решение, которое было принято в тот же день:
Вступление:
Настоящее дело касается лишения заявительницы родительских прав в отношении ее троих детей.
Факты:
1. Заявитель родилась в 1980 году и проживает в Москве. Ее представлял г-н М. Голиченко, адвокат, практикующий в Балашихе.
2. Правительство было представлено г-ном г. Матюшкиным, Уполномоченным Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, а затем г-ном М. Гальпериным, его преемником на этом посту.
3. Факты дела, представленные сторонами, могут быть обобщены следующим образом.
4. Заявительница является биологической матерью И., 1999 года рождения, А., 2011 года рождения и Ал. родившегося в 2012 году. Она проживала с тремя детьми и матерью, госпожой П., в двухкомнатной квартире. Судя по всему, она принимала опиаты с 2004 года и страдала от опиатной зависимости.
I. Арест и осуждение заявительницы, а также изъятие её детей.
5. В 5.45 утра 8 октября 2013 года полиция арестовала заявительницу и г-на К., являвшемся ее сожителем и биологическим отцом А. и Ал. у них дома, по подозрению в причастности к торговле наркотиками. Трое детей заявителя в это время находились дома. Полицейские доставили заявителя в полицейский участок, где она оставалась в течение как минимум четырех часов. Затем ее отпустили, взяв обещание не покидать указанное место. В этот период дети заявителя были дома одни, так как мать заявителя была в гостях у родственников в другом регионе.
6. 8 октября 2013 года сотрудник полиции допросил заявителя. В частности, она заявила, что начала принимать наркотики в 2004 году. Вначале она принимала два вида психотропных препаратов, которые смешивала для инъекций. Она перестала принимать наркотики в 2010 году, прежде чем родила двух своих младших детей. Затем у нее случился рецидив, и в течение последнего месяца она принимала героин. Она также заявила, что регулярно позволяла своим знакомым принимать наркотики у себя на кухне.
7. В 10 часов утра того же дня, когда заявитель находилась дома, прибыл сотрудник полиции по делам несовершеннолетних (инспектор по делам несовершеннолетних). Он составил протокол, в котором указал, что заявительница совершила административное правонарушение, поскольку не выполняла должным образом свои родительские обязанности в отношении троих несовершеннолетних детей и употребляла наркотики. Он также составил еще три рапорта о том, что дети были оставлены без присмотра. Позже в тот же день ребенка 1999 г.р. отвезли в детский дом, а двое младших были доставлены в детскую больницу.
8. В тот же день заявительница прошла медицинское освидетельствование, которое подтвердило, что она находилась в состоянии алкогольного опьянения, вызванного морфием и кодеином.
9. В тот же день полиция по делам несовершеннолетних направила вышеуказанные рапорты в районный орган Ховрино (Администрация муниципального округа Ховрино) с просьбой о возбуждении дела о лишении заявительницы родительских прав в отношении троих детей.
10. 18 октября 2013 года И. был доставлен к своему отцу, к г-ну Ис.
11. Решением районной администрации Ховрино от 23 октября 2013 года А. и Ал. быть переданы на государственное попечение, как дети, оставшиеся без попечения родителей. 25 октября 2013 года А. и Ал. были помещены в детский дом.
12. 17 января 2014 года, в соответствии с апелляцией от 14 апреля 2014 года, национальные суды лишили заявительницу родительских прав в отношении ее троих детей (см. пункты 34-48 ниже).
13. 28 апреля 2014 года Головинский районный суд Москвы признал заявительницу виновной в незаконном обороте наркотиков и приговорил ее к шести годам лишения свободы. После оглашения приговора она была арестована в зале суда.
14. По данным правительства, 10 июня 2014 года А. и Ал. были переданы в приемную семью, где они и остаются по сей день.
II. Контакт заявительницы с её детьми после их изъятия
15. Заявительница сообщила, что, до ее осуждения, она регулярно посещала А. и Ал. в детском доме не реже одного раза в неделю.
16. Согласно отчетам, составленным сотрудниками детской больницы и детского дома, А. и Ал. скучали по матери. В частности, Ал. просыпалась ночью, плакала и звала ее “мама”.
Часто спрашивал, где её мать и когда она заберет её домой.
17. Неясно, видела ли заявительница когда-либо своего старшего сына И. после его переезда к отцу.
III. Проверка жилищных условий заявителя
18. 11 октября и 18 ноября 2013 года районные власти Ховрино проверили жилищные условия по месту жительства заявителя.
19. В отчете от 11 октября 2013 года говорилось, что в квартире имелась необходимая мебель и бытовая техника. В ней было две комнаты: одна площадью 10,4 кв. м, которую занимала г-жа П., мать заявителя, которая в тот момент находилась в гостях у родственников в другом регионе России, и еще одна площадью 18,7 кв. м. м, которую делили заявительница и трое ее детей. У каждого из детей было отдельное спальное место. В комнате было душно, так как она плохо проветривалась. Она была оборудована комодами, обеденным столом с настольным компьютером, офисным креслом и комодом для белья. На полу стояли пустые пластиковые бутылки, пепельницы с окурками и миска для мытья посуды. На кухне и в холодильнике было достаточно еды. В отчете упоминалось, что заявитель присутствовала при проверке. Она лежала на диване, плакала, курила и винила себя в недавних событиях, в том числе в том, что потерялаа своих детей. Согласно отчету, заявительница заявила, что принимала наркотики в период с 2003 по 2011 год, а затем с сентября по 8 октября 2013 года; в последний период она принимала героин, который она получила от г-на К. (см. пункт 5 выше). Заявительница также заявила, что она намеревалась связаться с районными властями Ховрино, чтобы выяснить, куда были увезены ее дети, но не смогла этого сделать, поскольку ей пришлось остаться в постели из-за симптомов абстиненции. Она поняла, что у нее наркотическая зависимость, и была готова пройти курс лечения.
20. В отчете от 18 ноября 2013 года говорилось, что квартира была обставлена необходимой мебелью и бытовой техникой, опрятна, уютна и хорошо проветриваема. В прошлом месяце на кухне были проведены ремонтные работы, и мебель в комнате заявителя была переставлена. Проверка проводилась в присутствии г-жи П., которая заявила, что заявительница была госпитализирована 31 октября 2013 года и в настоящее время проходит стационарное лечение в связи с ее зависимостью. Г-жа П. сказала, что заявительница любит своих детей и заботится о них. Она также упомянула, что в настоящее время она сама предпринимает необходимые административные шаги для получения опеки над своими внуками.
IV. Медицинское лечение заявителя
21. 29 октября 2013 года заявительница обратилась за помощью в связи с ее наркоманией в амбулаторию наркологической реабилитации (наркологический диспансер).
22. Выписка из истории болезни заявительницы показывает, что 30 октября 2013 года она была госпитализирована в специализированную клинику, где ей был поставлен диагноз второй стадии опиатной зависимости и синдрома отмены. Она лечилась от своей зависимости до 21 ноября 2013 года, когда ее выписали из клиники. В деле также говорится, что она обратилась в клинику за лечением по собственной инициативе, что она положительно относилась к лечению и намеревалась воздержаться от приема наркотиков и вести здоровый образ жизни.
23. Согласно справке от 5 декабря 2013 года, начиная с декабря 2013 года, после установления диагноза второй стадии опиатной зависимости, заявитель была поставлена на учет амбулаторно в наркологической реабилитационной клинике для наблюдения.
24. В рамках этого мониторинга заявитель посетила клинику джля реабилитации наркоманов 28 ноября 2013 года и 9 января, 13 и 14 марта и 10 апреля 2014 года.
25. По данным правительства, заявительница проходила стационарное лечение в специализированной клинике в период с 17 по 31 января 2014 года; в последний день она была выписана, поскольку отказалась от лечения. Затем она была повторно госпитализирована в клинику с 7 по 21 февраля 2014 года. В представлении заявительницы она покинула специализированную клинику 31 января 2014 года, поскольку у нее были проблемы со здоровьем, которые не могли быть решены там. Как только она получила лечение от этих проблем, она вернулась в клинику реабилитации наркоманов.
V. Процедура лишения родительских прав заявителя
26. 1 ноября 2013 года Ховринский районный суд возбудил иск против заявительницы, требуя лишить ее родительских прав в отношении троих детей. В частности, они указали, что с октября 2013 года заявитель находится под наблюдением районной комиссии по делам детей и защите прав несовершеннолетних как мать, которая пренебрегала своими родительскими обязанностями, не обеспечивая своим детям должного ухода и финансовой поддержки, и которая длительное время принимала наркотики. Орган также указал, что заявительница не имеет работы и что в настоящее время в отношении нее ведется уголовное преследование по подозрению в причастности к незаконному обороту наркотиков. Поэтому власти настаивали на том, что, если она оставит своих детей, их жизни и здоровью будет угрожать опасность.
a. суд первой инстанции
VI. Производство в суде первой инстанции
27. Протокол двух судебных заседаний, состоявшихся соответственно 5 и 24 декабря 2013 года, свидетельствует о том, что заявительница и ее представитель присутствовали на этих заседаниях и сделали устные заявления. Заявительница, в частности, заявила, что любит своих детей и готова заботиться о них. Она также заявила, что никогда не принимала наркотики в присутствии своих детей; для этого она ходила в ванную или туалет. Она также сказала, что готова пройти реабилитационное лечение от своей зависимости.
28. Мать заявительницы, г-жа П., которая участвовала в разбирательстве в качестве третьей стороны, возражала против лишения ее дочери родительских прав. Она заявила, что заявительница любила своих детей и заботилась о них в той мере, в какой это позволяло состояние ее здоровья. Она также заявила, что ей известно, что ранее ее дочь принимала психотропные препараты, но прекратила их принимать во время беременности. Далее г-жа П. заявила, что, хотя она делила квартиру со своей дочерью, она не заметила, что у последней случился рецидив.; она также не знала, что та начала принимать героин.
29. Представитель детского дома, в котором А. и Ал. находились, в частности, заявила, что бабушка детей начала посещать их сразу же, как только они были помещены в это учреждение, в то время как их мать впервые пришла 6 декабря 2013 года, поскольку до этой даты она находилась на стационарном лечении от своей зависимости. Мать и бабушка детей регулярно навещали их и приносили им подарки; дети были особенно привязаны к своей бабушке.
30. Сотрудник полиции по делам несовершеннолетних г-жа И. П. заявила, что мать детей принимала наркотики с 2004 года. По словам госпожи И. П., в 2010 году она прекратила принимать наркотики из-за беременности, но после родов у нее случился рецидив, и она начала регулярно принимать героин. Офицер также заявил, что мать детей пыталась прекратить прием наркотиков, но не могла остановиться на срок более двух недель. В рамках уголовного производства, связанного с незаконным оборотом наркотиков, в ее квартире был проведен обыск и обнаружены пакеты с героином. Она позволяла своим знакомым принимать наркотики на кухне, в присутствии детей. По словам г-жи И. П., старший сын И. находился под наблюдением полиции; два уголовных дела против него были прекращены из-за его юного возраста.
31. Суд также заслушал И., старшего сына заявителя, который заявил, в частности, что до событий 8 октября 2013 года он жил со своей матерью, ее сожителем, братом и сестрой и своей бабушкой. Их жизнь была «нормальной”, в поведении его матери не было никакой «неадекватности»; она заботилась о детях. И. также заявил, что ему нравится жить с отцом и что у него хорошие отношения с новой семьей отца. На самом деле, я хотел бы жить с обоими своими родителями, он не мог сделать выбор. Он подчеркнул, что не хочет, чтобы его мать была лишена родительских прав.
32. Отец И., Мистер ИС., и его жена заявила, что они хотели бы, чтобы И. жил с их семьей.
33. Из протокола судебного заседания от 17 января 2014 года следует, что представитель заявительницы проинформировал суд о том, что, поскольку заявительница была госпитализирована в специализированную клинику для лечения от наркотической зависимости, она не смогла присутствовать на заседании. Она обратилась в суд первой инстанции с просьбой о переносе слушаний, но ее ходатайство было отклонено.
Решение от 17 января 2014 года
34. Заочным решением от 17 января 2014 года Головинский районный суд г. Москвы (далее-районный суд) рассмотрел и удовлетворил иск заявителя. Он сослался на статью 69 Семейного кодекса Российской Федерации (см. пункт 52 ниже).
35. Районный суд рассмотрел протокол об аресте заявительницы от 8 октября 2013 года (см. пункты 5-6 выше), протокол об административном правонарушении от той же даты (см. пункт 7 выше) и протокол ее медицинского освидетельствования на эту дату (см. пункт 8 выше). Суд также сослался на отчет от 11 октября 2013 года о проверке жилищных условий заявителя (см. пункт 19 выше), свидетельство от 5 декабря 2013 года (см. пункт 23 выше) и административные решения от 23 октября 2013 года о размещении А. и Ал. в детском доме (см. пункт 11 выше).
36. Суд также опирался на письмо учителя из школы И. В письме говорилось, что он посещал эту школу с 1 сентября 2008 года и что в течение периода, когда он посещал эту школу,
он демонстрировал отсутствие способностей и мотивации и пропускал занятия без уважительной причины. В письме также говорилось, что, хотя мать И. заботилась о нем и интересовалась его поведением и успехами, она не имела на него никакого влияния.
37. Суд признал заявления г-жи И. П. (см. пункт 30 выше) доказательствами, заявив, что они были последовательными и подтвержденными письменными материалами по делу.
38. Суд рассмотрел отчет об осмотре жилищно-бытовых условий, которая подтвердила, что они были хорошими, и еще одно письмо от учителя в школе И., в котором говорилось, что с 18 октября 2013 года (дата, когда И. начал жить с отцом) его поведение улучшилось, он перестал пропускать занятия и успевал в учебе.
39. Ссылаясь на вышеупомянутые доказательства и свидетельские показания, суд отметил, что заявительница длительное время принимала наркотики, была безработной и не обеспечивала своим детям должного ухода или финансовой поддержки. Суд пришел к выводу, что оставление детей на ее попечении поставит под угрозу их здоровье и жизнь, и поэтому она должна быть лишена родительских полномочий в отношении И., А. и Ал.
40. Суд счел, что доводы представителя заявительницы и ее матери о том, что заявительница в настоящее время проходит курс лечения от наркомании и имеет положительные отзывы соседей, не имеют отношения к обстоятельствам дела и поэтому не должны приниматься во внимание.
41. Таким образом, суд лишил заявительницу родительских прав в отношении ее троих детей и постановил передать И. на попечение г-на ИС., его отца, что А. и Ал. должны быть переданы на государственное попечение, и чтобы заявитель ежемесячно выплачивала алименты на содержание своих детей.
b. апелляционное производство
42. Заявитель не согласилась с решением суда первой инстанции и подала апелляционную жалобу в Московский городской суд. Она жаловалась на то, что Окружной суд избрал слишком формальный подход и не оценил конкретных обстоятельств ее дела, а лишь применил статью 69 Семейного кодекса Российской Федерации (см. пункт 52 ниже). Таким образом, он лишил ее родительских прав только на том основании, что она была наркоманкой. По мнению заявительницы, один этот факт не доказывает, что она представляет какую-либо опасность для своих детей, и поэтому является недостаточным для целей лишения ее родительских прав. Суд первой инстанции проигнорировал тот факт, что она проходит курс реабилитации, хотя этот факт имеет прямое отношение к ее делу. Наконец, она пожаловалась на то, что ей не была предоставлена возможность участвовать в разбирательстве в окружном суде, поскольку он отклонил ее ходатайство о переносе слушания.
43. Из протокола от 14 апреля 2014 года видно, что заявительница и ее представитель присутствовали на слушании в апелляционном суде и представили свои доводы. Они просили апелляционный суд включить в материалы дела ряд доказательств, подтверждающих, что заявительница изменила свое отношение, нашла работу и имела достаточный доход, а также проходила реабилитационное лечение. Они также просили апелляционный суд вызвать и допросить врача, который лечил заявительницу в специализированной клинике, где она проходила стационарное лечение от своей зависимости. Апелляционный суд отклонил это ходатайство, заявив, что рассматриваемые доказательства были получены после вынесения судом первой инстанции своего решения и что заявитель могла бы потребовать, но не сделала этого, и допросить данного свидетеля в суде первой инстанции.
44. Решением от 14 апреля 2014 года Мосгорсуд оставил в силе решение от 17 января 2014 года по апелляционной жалобе. Он счел, что решение суда первой инстанции было хорошо обоснованным и основанным на адекватной оценке всех соответствующих обстоятельств.
45. Апелляционный суд не согласился с доводом заявительницы о том, что ее пристрастие к наркотикам было единственным основанием для лишения ее родительских прав. Ее детей забрали, потому что она пренебрегла своими родительскими обязанностями по отношению к А. и Ал. и в течение длительного периода времени оставалась безработной и принимала наркотики. Апелляционный суд сослался на слова заявительницы в отчете от 11 октября 2013 года о том, что из-за симптомов абстиненции она не смогла установить местонахождение своих детей (см. пункт 19 выше), и на ее допрос от 8 октября 2013 года (см. пункт 6 выше), которое показало, что она регулярно позволяла другим людям принимать наркотики в своей квартире. Он также сослался на “другие доказательства, которые показали, что она принимала наркотики и торговала ими в своей квартире”, не указывая, что это были за доказательства.
46. По мнению апелляционного суда, вышеизложенных соображений было достаточно для того, чтобы суд первой инстанции пришел к обоснованному выводу о том, что оставление детей на попечении заявителя поставит под угрозу их жизнь и здоровье.
47. Московский городской суд далее постановил, что факт прохождения заявителем реабилитационного лечения сам по себе не может служить основанием для отказа в удовлетворении иска властей, поскольку решение суда первой инстанции было основано на оценке имеющихся доказательств и обстоятельств на момент вынесения решения по делу. Кроме того, заявительница будет иметь возможность добиваться восстановления своих родительских прав после того, как причины, лежащие в основе решения о лишении ее родительских прав, утратят силу.
48. Наконец, в связи с жалобой заявительницы на отказ суда первой инстанции отложить судебное заседание для обеспечения ее личного участия в разбирательстве Московский городской суд отметил, что это не является основанием для отмены решения, поскольку заявительница была представлена в суде первой инстанции, а ее представитель изложил свою позицию.
c. кассационное производство
49. Затем заявитель подала кассационную жалобу в Президиум Московского городского суда. Последний получил апелляцию 10 октября 2014 года. Она утверждала, что нижестоящие суды формально применяли статью 69 Семейного кодекса РФ и основывали свои решения исключительно на том факте, что она была наркоманкой, не принимая во внимание тот факт, что она проходила реабилитационное лечение. Кроме того, суды первой и апелляционной инстанций проигнорировали право ее детей жить и воспитываться в своей семье, гарантированное статьей 54 Семейного кодекса Российской Федерации (см. пункт 51 ниже). В частности, они не смогли убедительно доказать, что принудительное разлучение детей с матерью и передача их на попечение государства отвечали их наилучшим интересам. Заявитель далее утверждала, что суды не представили каких-либо фактов, свидетельствующих о том, что она в какой-либо момент пренебрегла своими родительскими обязанностями, и что заключение судов по этому вопросу было необоснованным. По словам заявительницы, материалы дела показали, что, хотя она страдала от опиатной зависимости, она прилагала усилия для ее преодоления; более того, она никогда не теряла интереса к жизни своих детей, их развитию и воспитанию. Она также утверждала, что оспариваемые решения нарушили ее право на уважение частной и семейной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции.
50. Решением от 29 октября 2014 года Президиум Мосгорсуда оставил в силе решение от 17 января 2014 года и решение от 14 апреля 2014 года, поддержав доводы нижестоящих судов.
VII. Соответствующая правовая база и практика
Семейный кодекс Российской Федерации
51. Статья 54 Семейного кодекса Российской Федерации (далее-кодекс) предусматривает, что каждый ребенок, то есть лицо, не достигшее восемнадцатилетнего возраста, имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно. Он имеет право знать своих родителей, пользоваться их заботой и жить с ними, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам. Ребенок также имеет право на воспитание у своих родителей, на защиту своих интересов, на полноценное развитие и на уважение своего человеческого достоинства.
52. Статья 69 Кодекса устанавливает, что родитель может быть лишен родительских прав, если он уклоняется от выполнения родительских обязанностей, таких как обязанность выплачивать алименты на содержание ребенка; отказывается забрать своего ребенка из родильного дома или любого другого медицинского, образовательного, социального или аналогичного учреждения; злоупотребляет своими родительскими полномочиями; жестоко обращается со своим ребенком, прибегая к физическому или психологическому насилию или сексуальному насилию; страдает хроническим алкоголизмом или наркоманией; или совершил умышленное уголовное преступление против жизни или здоровья своих детей или супруга.
53. В соответствии со статьей 71 настоящего Кодекса родители, лишенные родительских прав, утрачивают все права, основанные на их родстве с ребенком, в отношении которого были лишены родительских прав, а также право на получение пособий по уходу за ребенком и пособий, выплачиваемых государством.
54. Статья 73 предусматривает, что суд может в интересах ребенка принять решение об изъятии его от родителей (или одного из них) без лишения их родительских прав (ограничения родительских полномочий). Родительские полномочия ограничиваются, когда оставление ребенка с родителями (или одним из них) считается опасным для ребенка в силу обстоятельств, не зависящих от родителей (или одного из них), таких как психическое заболевание или другое хроническое заболевание, или сочетание трудных обстоятельств. Ограничение родительских прав возможно также в случаях, когда оставление ребенка с родителями (или одним из них) было бы опасным для ребенка по причине их поведения, но достаточных оснований для лишения родителей (или одного из них) родительской власти не установлено. Если родители (или один из них) не изменят своего поведения, орган опеки и попечительства обязан в течение шести месяцев со дня вынесения судом решения об ограничении родительских прав обратиться с заявлением о лишении родителей родительских прав. Действуя в интересах ребенка, орган власти может подать заявление до истечения этого срока.
VIII. Верховный суд Российской Федерации
55. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 мая 1998 года № 10 «О применении судами законодательства при разрешении споров о воспитании детей» с изменениями от 6 февраля 2007 года, в частности, говорится:
«…
11. Только в случае их виновного поведения родители могут быть лишены судом родительских прав по основаниям, установленным статьей 69 Семейного кодекса Российской Федерации.
Уклонение родителей от исполнения родительских обязанностей по воспитанию своих детей может проявляться в том, что они не заботятся о нравственном и физическом развитии, воспитании и подготовке детей к общественно полезной деятельности.
Хроническое злоупотребление алкоголем или наркотиками должно быть подтверждено соответствующим медицинским заключением …
12. … Лица, которые не выполняют свои родительские обязанности в результате стечения неблагоприятных обстоятельств или по иным независящим от них причинам (например, если у лица имеется психическое или иное хроническое заболевание) не могут быть лишены родительских прав.
13. Суды должны иметь в виду, что лишение родительских прав является крайней мерой. В исключительных случаях, когда виновное поведение родителя доказано, суд с должным учетом поведения этого родителя, личности и других конкретных обстоятельств может отклонить иск о лишении его родительских полномочий и призвать его изменить его отношение к воспитанию его детей, возложив на компетентный орган опеки и попечительства контроль за тем, надлежащим ли образом этот родитель исполняет свои родительские обязанности.”
Закон
IX. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции
56. Заявительница жаловалась на то, что она была лишена родительских прав в результате автоматического применения статьи 69 Семейного кодекса Российской Федерации, в которой наркомания родителей была включена в число оснований для лишения родительских прав. Она опиралась на статью 8 Конвенции, соответствующая часть которой гласит:
«1. Каждый человек имеет право на уважение своей частной и семейной жизни …
2. Государственный орган не может вмешиваться в осуществление этого права, за исключением случаев, предусмотренных законом и необходимых в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественной безопасности или экономического благополучия страны, для предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц.”
A. Доводы сторон
57. Правительство указало, что Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, действовавший в то время, установил двухступенчатую кассационную процедуру обжалования судебных решений, принятых на первых двух уровнях юрисдикции, которая была признана судом эффективным средством правовой защиты по делу Абрамян и другие против России ((дек.), № 38951/13 и 59611/13, 12 мая 2015 года). Они также указали, что на момент подачи заявительницей своего заявления в суд ее кассационная жалоба все еще находилась на рассмотрении в кассационном суде. Поэтому они утверждали, что ходатайство было преждевременным и что заявительница не исчерпала имеющиеся в ее распоряжении эффективные внутренние средства правовой защиты.
58. Ссылаясь на дело Кочерова и Сергеевой (№16899/13 от 29 марта 2016 года), заявительница утверждала, что, подавая свою жалобу в суд, она не знала, что он сочтет новую кассационную процедуру эффективным средством правовой защиты. Она указала, что подала свою жалобу 14 октября 2014 года, тогда как решение суда о неприемлемости по делу Абрамяна и других (цитировалось выше) было вынесено только в мае 2015 года.
59. Суд отклонял подобные возражения правительства ответчику во многих случаях, когда заявители подали свои жалобы до вынесения решения по делу Абрамян и другие, упоминавшееся выше (см., например, Новрук и другие против России,№. 31039/11 и 4 другие, §§ 70-76, 15 марта 2016 года; Кочерова и Сергеева, упомянутое выше, §§ 64-69; McIlwrath V. Россия, нет. 60393/13, §§ 85-95, 18 июля 2017 года; элита Магомадова против России, нет. 77546/14, §§ 40 44, 10 апреля 2018 года; Хуснутдинов и X V. Россия, нет. 76598/12, §§ 65-66, 18 декабря 2018 года; и Зелиха Магомадова против России, № 58724/14, § § 79-80, 8 октября 2019 года).
60. Суд не усматривает никаких оснований для иного вывода в данном деле. Заявитель подала свое заявление в суд 14 октября 2014 года, то есть до того, как суд признал реформированную двухуровневую кассационную процедуру обжалования эффективным средством правовой защиты (см. Абрамян и другие, упомянутые выше, § § 76-96). Кроме того, правительство не утверждало, что на момент рассматриваемых событий существовало какое-либо соответствующее внутреннее прецедентное право, позволяющее заявителю осознать, что новое средство правовой защиты отвечает требованиям пункта 1 статьи 35 Конвенции, и предвидеть новое требование об исчерпании, а не следовать подходу, который применялся судом до самого последнего времени. В таких обстоятельствах суд считает, что заявитель не была обязана проводить эту процедуру до подачи своего заявления в суд.
61. Соответственно, суд отклоняет возражение правительства относительно предполагаемого не исчерпания внутренних средств правовой защиты.
62. Суд отмечает, что данная жалоба не является ни явно необоснованной, ни неприемлемой по каким-либо другим основаниям, перечисленным в статье 35 Конвенции. Поэтому её следует признать приемлемой.
Доводы сторон
(a) Заявитель
63. Заявительница утверждала, что национальные суды автоматически применили статью 69 Семейного кодекса РФ только на том основании, что она была наркоманкой; они не оценили необходимость и соразмерность такой суровой меры, как лишение родительских прав. В частности, они не рассматривали возможность применения других, менее ограничительных мер. По мнению заявителя, лишение родительских прав должно быть крайней мерой, которая должна применяться только в тех случаях, когда другие, менее навязчивые меры оказались неэффективными. Действительно, статья 73 Семейного кодекса Российской Федерации (см. пункт 54 выше) предусматривала ограничение родительских прав, которое было менее радикальным; однако отечественные власти никогда не рассматривали возможность применения этой меры.
64. Кроме того, национальные власти никогда не рассматривали вопрос об оказании социальной помощи и поддержки заявительнице и ее семье. В частности, как только о положении заявительницы стало известно российским властям, они привлекли ее к административной ответственности за неисполнение родительских обязанностей. Они не оказывали никакой социальной или медицинской помощи заявительнице и ее семье, несмотря на очевидный факт, что ее трудности и тяжелое семейное положение были вызваны ее наркотической зависимостью. Оценки, проведенные Управлением по защите детей (см. пункты 7 и 9 выше), были направлены на лишение ее родительских прав, а не на выявление потребностей ее семьи и предоставление ей необходимой социальной поддержки.
65. Национальные суды также не смогли установить справедливый баланс между интересами, о которых идет речь, и представить “соответствующие и достаточные” причины для принятия решения о лишении заявителя родительских прав. В частности, они игнорировали позитивные изменения в ее поведении после изъятия детей и, в частности, тот факт, что она начала реабилитационное лечение. Кроме того, они не рассматривали возможность оставить детей на попечение бабушки по материнской линии. Вместо этого, проигнорировав доказательства и свидетельские показания, свидетельствующие о том, что до высылки детей заявительница и ее дети жили в достойных условиях и что ее мать жила с ними и помогала ей заботиться о них, они решили передать детей на государственное попечение. Власти также не приняли во внимание тот факт, что дети были связаны не только с заявительницей, но и с ее матерью. Суды также проигнорировали заявления матери заявительницы и ее старшего сына о том, что она не принимала наркотики в присутствии детей. Фактически, суды связывали риск для здоровья и развития детей только с тем фактом, что заявительница принимала наркотики, и что наркотики присутствовали и продавались в ее квартире. Кроме того, суды ссылались на ее плохое финансовое положение, что само по себе не является веской причиной для лишения ее родительских прав.
66. Заявительница пришла к выводу, что способ, которым власти осуществляли свои полномочия и рассматривали ее ситуацию, был скорее карательным, чем поддерживающим.
67. Она была поставлена в такое положение, что не могла эффективно выдвинуть все аргументы против лишения ее родительских прав. В частности, национальные суды отклонили как не имеющие отношения к делу представленные ею доказательства, включая положительные отзывы ее соседей и школы ее сына, а также доказательства, подтверждающие, что она начала реабилитационное лечение.
68. Заявительница также утверждала, что в ходе внутреннего разбирательства несмотря на то, что она была уязвима в силу своей наркотической зависимости, ей не была предоставлена бесплатная юридическая помощь. Она не пользовалась услугами адвоката и была представлена лицом, не имеющим юридического образования и навыков, в то время как власти были представлены рядом должностных лиц из органов по защите детей, которые “вероятно имели юридическое образование и навыки или знания, связанные с делами по уходу за детьми”, а также прокурором. Это поставило заявителя в невыгодное положение.
69. Кроме того, последнее слушание в суде первой инстанции состоялось несмотря на то, что заявительница не смогла присутствовать на нем, поскольку находилась в специализированной клинике на восстановительном лечении. В целом, в разбирательствах учувствовали государственные должностные лица, в результате чего процесс принятия решений нельзя было считать справедливым.
70. Заявительница подчеркнула, что в результате решения о лишении ее родительских прав она утратила все права в отношении своих детей, включая права на контакт. Таким образом, оспариваемая мера нарушила ее право на уважение частной и семейной жизни.
(b) Правительство
71. Правительство признало, что лишение заявительницы родительских прав представляло собой вмешательство в ее право на уважение семейной жизни, закрепленное в статье 8 § 1 Конвенции. Однако, по их мнению, это было оправдано в соответствии со вторым пунктом этой статьи. Он имеет основу во внутреннем праве, поскольку был основан на российском Семейном кодексе, в частности на статье 69, на которую опирались национальные суды в своих соответствующих решениях. Она также преследовала цель защиты прав детей.
72. По мнению правительства, эта мера также была «необходимой в демократическом обществе»; она была соразмерной и учитывала наилучшие интересы детей. В соответствии с устоявшейся судебной практикой суда национальные суды имеют определенную свободу действий в этой области и имеют больше возможностей для оценки значимости и существа представленных им доказательств, включая показания свидетелей. В ходе разбирательства, касающегося лишения заявителя родительских прав, национальные суды справедливо сочли, что сохранение семейных связей между заявительницей и ее тремя детьми будет наносить ущерб их здоровью и развитию и что в наилучших интересах детей будет обеспечивать их развитие в безопасных условиях. Суды приняли свое решение на основании приведенных доказательств. В частности, суд первой инстанции установил, что заявительница длительное время принимала наркотики, что повредило психическому здоровью детей; она позволяла своим знакомым принимать наркотики в своей квартире, где жили ее дети; она пренебрегала своими детьми и, в частности, не заботилась об их здоровье и психическом развитии; она была безработной и имела низкий доход; в отношении нее было возбуждено уголовное дело. Правительство также сослалось на предыдущую судимость заявителя, не предоставив никаких подтверждающих документов. По мнению правительства, вышеизложенное доказывает, что лишение заявителя родительских прав не было автоматическим, а основывалось на соответствующих и достаточных соображениях.
73. Что касается процесса принятия решения, то правительство утверждало, что заявительница участвовала в двух слушаниях (5 и 24 декабря 2013 года) в суде первой инстанции, где она и ее представитель имели возможность сделать устные и письменные представления и подать заявления, которые были рассмотрены судами и получили мотивированные ответы. Что касается последнего слушания 17 января 2014 года, на котором заявительница не смогла присутствовать из-за ее госпитализации в тот день, то правительство указало, во-первых, что она знала о дате слушания и все же решила начать свое стационарное лечение в этот день. Кроме того, ее представитель просил суд первой инстанции отложить слушание дела на два месяца, что, по мнению суда, было слишком долго для спора по поводу ухода за ребенком. В любом случае заявительница изложила свою точку зрения и доводы в ходе двух предыдущих слушаний, а ее представитель участвовал в третьем слушании. Кроме того, заявительница и ее представитель присутствовали на слушании, в ходе которого ее дело рассматривалось апелляционным судом. Таким образом, по мнению правительства, процесс принятия решения был справедливым и обеспечил права заявителя.
74. Правительство далее утверждало, что власти предприняли наиболее адекватные в данных обстоятельствах шаги. В частности, старший сын заявителя был передан на попечение отца, что, согласно отчету, составленному его школой, благотворно сказалось на его поведении. Двое младших детей были переданы в приемную семью; их приемные родители выполнили все требования соответствующего закона.
2. Оценка суда
(a) Общие принципы
75. Суд вновь заявляет, что взаимное пользование родителями и детьми обществом друг друга составляет основополагающий элемент “семейной жизни” по смыслу статьи 8 Конвенции (см., например, дело Хаддад против Испании, № 16572/17, § 51, 18 июня 2019 года). В настоящее время существует широкий консенсус, в том числе в международном праве – в поддержку идеи о том, что во всех решениях, касающихся детей, их интересы должны быть превыше всего (см. Neulinger и Шурук [ГК], нет. 41615/07, § 135, 6 июля 2010 года, и X против Латвии [GC], нет. 27853/09, § 96, ЕСПЧ 2013). Интересы ребенка диктуют необходимость сохранения связей ребенка со своей семьей, за исключением случаев, когда семья оказалась особенно неблагополучной и это может нанести вред здоровью и развитию ребенка (см., например, К. Б. и другие против Хорватии, № 36216/13, § 143, 14 марта 2017 года). Разрыв таких связей означает отрыв ребенка от его корней, что может быть сделано только в очень исключительных обстоятельствах, все должно быть сделано для сохранения личных отношений и, если и когда это уместно, для “восстановления” семьи. В этой связи суд подчеркнул, в частности, обязанность государства принимать меры для сохранения родитель-ребенок насколько возможно (см. Görgülü против Германии, никаких. 74969/01, § 48, 26 февраля 2004 года; С. Х. В. Италия, нет. 52557/14, § 48, 13 октября 2015 года; и Кацпер Новаковский В. Польша, нет. 32407/13, § 75, 10 января 2017 года).
76. В то же время очевидно, что в интересах ребенка также обеспечить его развитие в здоровой окружающей среде, и родитель не может иметь права в соответствии со статьей 8 принимать такие меры, которые нанесли бы вред здоровью и развитию ребенка (см. Strand Lobben and Others v. Norway [GC], no.37283/13, § 207, 10 сентября 2019 года). Наилучшие интересы ребенка могут, в зависимости от их характера и серьезности, превалировать над интересами родителей (см., например, дело В. Д. и другие против России, № 72931/10, § 114, 9 апреля 2019 года).
77. Следует иметь в виду, что, как правило, национальные власти имеют преимущество прямого контакта со всеми заинтересованными лицами. Соответственно, задача суда состоит не в том, чтобы заменить собой национальные органы власти, а в том, чтобы пересмотреть в свете Конвенции решения и оценки, принятые этими органами в порядке осуществления ими своих полномочий по оценке (см., В частности, x против Латвии [GC], упомянутый выше, § 101, и Strand Lobben and Others, упомянутый выше, § 210). Пределы оценки, предоставляемые компетентным национальным органам, будут варьироваться в зависимости от характера рассматриваемых вопросов и важности затрагиваемых интересов. Хотя суд признает, что власти пользуются широкой свободой усмотрения при принятии решений по вопросам опеки, требуется более строгий контроль как в отношении любых дальнейших ограничений, таких как ограничения, налагаемые этими властями на родительские права и доступ, так и в отношении любых правовых гарантий, призванных обеспечить эффективную защиту права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Такие дополнительные ограничения влекут за собой опасность того, что семейные отношения между родителями и ребенком фактически свернуты (см. Кутцнер против Германии, никаких. 46544/99, § 67, ЕСПЧ 2002-я; Хаазе против Германии, никаких. 11057/02, § 92, ЕСПЧ 2004-III степени (выдержки), и нитка Lobben и другие, упоминавшееся выше, § 211).
78. При оценке того, была ли оспариваемая мера “необходимой в демократическом обществе“, суд должен рассмотреть вопрос о том, были ли в свете дела в целом причины, приведенные для обоснования оспариваемой меры,” уместными и достаточными » для целей пункта 2 статьи 8 Конвенции. С этой целью суд должен удостовериться в том, что национальные суды провели углубленное изучение всей семейной ситуации и целого ряда факторов, в частности факторов фактического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и произвели взвешенную и разумную оценку соответствующих интересов каждого лица, постоянно заботясь о том, каким было бы наилучшее решение для ребенка (см. Нойлингер и Шурук, упомянутые выше, § 139). В делах, связанных с мерами общественного призрения, суд также должен будет определить, был ли процесс принятия решения, рассматриваемый в целом, справедливым и обеспечил ли заявитель необходимую защиту ее интересов, гарантированных статьей 8 (см. Strand Lobben and Others, цитируемый выше, § 212).
b) применение этих принципов к настоящему делу
79. Во-первых, суд отмечает, что по самой своей природе связь между заявительницей и ее детьми подпадает под понятие “семейная жизнь” для целей статьи 8 Конвенции (см. A. K. and L. V. Croatia, no. 37956/11, §§ 51-52, 8 января 2013 года, и S. S. V.Slovenia, no. 40938/16, § 78, 30 октября 2018 года).
80. Стороны не оспаривали тот факт, что лишение заявительницы родительских прав в отношении ее детей представляло собой вмешательство в ее право на уважение семейной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Такое вмешательство представляет собой нарушение этого положения, за исключением случаев, когда оно “соответствует закону», преследует одну из законных целей в соответствии с пунктом 2 статьи 8 и может рассматриваться как необходимое в демократическом обществе (см., В частности, дело Йованович против Швеции, № 10592/12, § 74, 22 октября 2015 года, и Дело С. С. против Словении, упомянутое выше, § 79).
81. Суд далее принимает довод правительства о том, что обжалуемая мера была основана на статье 69 Семейного кодекса Российской Федерации (см. пункт 52 выше) и преследовала цель защиты прав детей заявителя. Остается выяснить, была ли эта мера “необходимой в демократическом обществе».
82. Суд с самого начала отмечает, что лишение заявительницы родительских прав аннулировало связь матери и ребенка между заявительницей и ее детьми и лишило ее всех родительских прав, которыми она обладала в отношении них, включая право на общение с ними (см. пункты 53 и 70 выше). Суд вновь подтверждает, что разделение семьи является очень серьезным вмешательством (см. А. К. и Л. против Хорватии, § 62, и Хаддад, § 54, Все упомянутые выше). Лишение лица родительских прав является особенно далеко идущей мерой, которая лишает родителя его семейной жизни с ребенком, и она несовместима с целью их воссоединения. Как отмечалось выше, такие меры должны применяться только в исключительных обстоятельствах и могут быть оправданы только в том случае, если они мотивированы преобладающим требованием, касающимся наилучших интересов ребенка (см. Strand Lobben and Others, цитируемый выше, § 209; M. D. and Others v. Malta, no. 64791/10, § 76, 17 июля 2012 года; и N. P. V.The Republic of Moldova, no. 58455/13, § 65, 6 октября 2015 года). Это, соответственно, область, в которой существует еще больший, чем обычно, призыв к защите от произвольных помех (см. S. S. V.Slovenia, цитируемый выше, § 96).
83. Что касается процесса принятия решения, то суд отмечает, что заявительница была представлена на протяжении всего рассматриваемого разбирательства; она также лично присутствовала на двух из трех слушаний в суде первой инстанции и в суде апелляционной инстанции и сделала устные заявления (см. пункты 27 и 43 выше). Было заслушано несколько свидетелей, включая ее мать и старшего сына (см. пункты 28 и 31 выше). В то же время, оценивая качество процесса принятия решений, ведущих к разделению семьи, суд должен будет также проверить, были ли выводы национальных властей основаны на достаточных доказательствах (см. N. P. v. The Republic of Moldova, цитируемый выше, § 69; сравните также Strand Lobben и другие, цитируемые выше, § § 220 и 225).
84. В этой связи суд отмечает, что национальные суды основывали оспариваемую меру на выводах о том, что она пренебрегала своими родительскими обязанностями, не обеспечивая своим детям должного ухода и финансовой поддержки, и в течение длительного периода времени принимала наркотики и была безработной. Власти сочли, что оставление детей на ее попечении поставит под угрозу их здоровье и развитие, и решили лишить ее родительских прав (см. пункты 39 и 45 выше). Суд готов признать, что эти соображения были “релевантными”, но не убежден, что они также были “достаточными” для обоснования оспариваемой меры в обстоятельствах настоящего дела.
85. По данным фактам, трое детей заявительницы были изъяты у нее и помещены в государственные учреждения 8 октября 2013 года, когда против нее было возбуждено уголовное дело по подозрению в причастности к незаконному обороту наркотиков (см. пункты 5 и 7 выше). Суд готов признать, что изъятие детей и их первоначальное помещение на государственное попечение было оправданным, учитывая, в частности, что заявительница находилась в состоянии алкогольного опьянения на указанную дату, страдала от симптомов отмены в последующие дни и явно не могла заботиться о своих детях (см. пункты 8 и 19 выше). Однако из этого не следует, что сам по себе этот факт является достаточным основанием для такой далеко идущей меры, как лишение родительских прав. Суд вновь заявляет, что распоряжение об уходе должно рассматриваться как временная мера, которая должна быть прекращена, как только позволят обстоятельства, и что любые меры по осуществлению временного ухода должны соответствовать конечной цели воссоединения естественных родителей и ребенка (см. Strand Lobben and Others, § 208, и Haddad, § 54, Все упомянутые выше).
86. Суд далее отмечает, что органы опеки и попечительства начали осуществлять надзор за семьей заявительницы в связи с ее якобы халатным исполнением родительских обязанностей и отсутствием заботы о своих детях в неустановленную дату в октябре 2013 года – предположительно после событий 8 октября 2013 года – и что они возбудили дело о лишении заявительницы родительских полномочий уже 1 ноября 2013 года (см. пункт 26 выше). Представляется, что до начала рассматриваемого разбирательства заявитель не находилась под наблюдением органов по уходу за детьми или других органов социального обеспечения и не была предупреждена о своем поведении и возможных последствиях. Не представляется также, что после того, как положение заявительницы было доведено до их сведения, компетентные органы предприняли какие-либо попытки оказать ей соответствующую помощь. Нет также доказательств того, что в своих соответствующих решениях национальные суды учитывали какой-либо из этих факторов.
87. Суд вновь подтверждает, что власть в сфере социального обеспечения-это, как раз, чтобы помочь лицам, сложности их ориентации в общении с Органы опеки и сообщить им, в частности, о том, как преодолеть свои трудности (см. Савино против Украины, нет. 39948/06, § 57, 18 декабря 2008; Р. М. С. В. В Испании, нет. 28775/12, § 86, 18 июня 2013; С. Х. В. Италия, упомянутое выше, § 54). В случае уязвимых лиц власти должны проявлять особую бдительность и обеспечивать повышенную защиту (см., например, S. S. v Slovenia, цитируемую выше, § 84).
88. Кроме того, утверждая, что заявительница пренебрегла своими родительскими обязанностями и, в частности, не обеспечила своим детям должного ухода, национальные суды не уточнили эти выводы. В частности, они не упоминали о каких-либо конкретных ситуациях или событиях, когда заявительница оставляла своих детей без присмотра, не заботилась о них или каким-либо образом пренебрегала ими, не говоря уже об угрозе их здоровью или жизни своими действиями или бездействием. Они просто опирались на собственное заявление заявительницы, сделанное в контексте уголовного разбирательства против нее, о том, что она разрешила своим знакомым использовать ее квартиру для приема наркотиков (см. пункт 6 выше), и устные показания г – жи И. П., сотрудника полиции по делам несовершеннолетних, который заявил, что заявительница разрешит своим знакомым принимать наркотики на ее кухне в присутствии ее детей (см. пункт 30 выше).
89. В связи с вышеизложенным суд отмечает, во-первых, что из заявления заявительницы не следует, что она или ее знакомые когда-либо принимали наркотики на глазах у своих детей. Неясно, на чем основывалось соответствующее заявление г-жи И. П., поскольку этот последний вопрос не был подробно изучен национальными судами. Во-вторых, заявительница, ее старший сын и мать последовательно заявляли, что заявительница не демонстрировала свою зависимость перед членами своей семьи; в частности, не было никакой “неадекватности” в ее повседневном поведении (см. пункты 27, 28 и 31 выше). Хотя эти заявления, по-видимому, противоречили заявлениям г-жи И. П., поскольку последняя упомянула, что наркотики были приняты в присутствии детей заявителя, национальные суды не предприняли никаких попыток получить дополнительную информацию для прояснения этого важного противоречия.
90. Важно также, что заявительница последовательно подтверждала свое намерение решить проблему наркомании и, кроме того, предпринимала шаги в этом направлении (см. пункты 19-25, 27, 43 и 49 выше). Тем не менее, нет никаких признаков того, что национальные власти искали какие-либо независимые доказательства, такие как оценка психолога, чтобы оценить эмоциональную зрелость заявителя и мотивацию действовать в качестве ответственного родителя и решить ее проблему наркомании. Кроме того, доводы и доказательства заявительницы о том, что она начала реабилитационное лечение, были отклонены судом первой инстанции как не имеющие отношения к делу (см. пункт 40 выше), а также апелляционным судом со ссылкой на то, что они были получены после вынесения судом первой инстанции решения (см. пункт 43 выше). Суд находит эту аргументацию поразительной в ситуации, когда наркомания заявительницы, по-видимому, была главным, если не единственным, основанием для лишения ее родительских прав. Национальные суды фактически предпочли проигнорировать доказательства, представленные заявителем вместо того, чтобы оценивать их в ходе судебного разбирательства (сравните N. P. V.The Republic of Moldova, цитируемый выше, § 75).
91. В той мере, в какой национальные суды опирались на тот факт, что заявитель была безработной, суд считает, что финансовые трудности сами по себе не могут рассматриваться в качестве достаточных оснований для аннулирования родительской-детской связи при отсутствии каких-либо других уважительных причин (сравните Кочерова и Сергееву, цитируемые выше, § 119). Кроме того, в соответствующих судебных решениях не разъяснялось, каким образом отсутствие работы у заявительницы повлияло на ее способность заботиться о своих детях. Фактически, в отчете от 11 октября 2013 года, на который ссылались национальные суды, не было выявлено каких-либо недостатков в жилищных условиях семьи заявительницы, за исключением того факта, что комната, в которой она и ее дети жили, была душной, неопрятной и плохо проветриваемой. В противном случае в этом докладе указывается, что у детей были отдельные спальные места и что на кухне и в холодильнике имелись достаточные запасы продовольствия (см. пункт 19 выше). Кроме того, отчет от 18 ноября 2013 года ясно показал последующие улучшения, заявив, в частности, что квартира была опрятной, уютной и хорошо проветриваемой и что недавно был проведен ремонт на кухне (см. пункт 20 выше). Однако национальные суды не дали никакой оценки этим изменениям, в частности тому, могут ли они рассматриваться как подлинная попытка заявителя улучшить свое положение после высылки детей.
92. Суд далее отмечает довод заявительницы о том, что в соответствии с соответствующими положениями внутреннего законодательства власти имели право по своему усмотрению применять менее жесткие меры и предписывать ограничение, а не лишение ее родительских прав (см. пункты 54 и 63 выше). Суд находит удивительным, что национальные власти не рассмотрели эту альтернативу, несмотря на тот факт, что, как отмечалось в пункте 86 выше, заявительница не имела истории пренебрежения своими детьми. Они также не предупредили заявительницу о возможных последствиях ее якобы небрежного поведения в отношении своих детей.
93. Важно также, что заявительница последовательно выражала свою привязанность к детям и желание поддерживать с ними отношения. Национальным судам были представлены письменные и устные доказательства, свидетельствующие о том, что до изъятия детей заявительница заботилась о них (см. пункты 28, 31 и 36 выше) и что после изъятия детей она проявляла интерес к их жизни и прилагала усилия для поддержания с ними контактов (см. пункт 29 выше). Было также показано, что дети были глубоко привязаны к своей матери и бабушке по материнской линии (см. пункты 16 и 29 выше) и что бабушка по материнской линии была готова оставить детей на ее попечении (см. пункт 20 выше). Однако, как представляется, национальные суды не уделили должного внимания ни одному из этих аспектов. В частности, при выборе меры, подлежащей применению в случае заявителя, они не оценили влияние, которое может оказать разлука детей с матерью и бабушкой на их благополучие. Это особенно поразительно в свете того факта, что лишение заявительницы родительских прав лишило ее родительского статуса и, таким образом, лишило ее каких-либо законных оснований для обращения за разрешением на контакт или получения доступа к своим детям.
94. Кроме того, суд отмечает, что в результате оспариваемой меры дети не только были разлучены с заявителем, их матерью, но и сами были разделены, учитывая, что старший ребенок был передан на попечение отца, в то время как двое младших детей были помещены на государственное попечение (см. Kutzner, цитируемый выше, § 77; Pontes V. Portugal, no.19554/09, § 98, 10 апреля 2012 года; и S. H. V. Italy, цитируемый выше, § 56).
95. В свете вышеизложенного суд считает, что причины, на которые ссылались национальные суды, были недостаточными для того, чтобы оправдать лишение заявительницы родительских прав над ее тремя детьми и передачу двух младших детей на государственное попечение. Национальные власти не смогли убедительно продемонстрировать, что, несмотря на наличие менее радикальных решений, оспариваемая мера представляет собой наиболее приемлемый вариант, отвечающий наилучшим интересам детей. Таким образом, несмотря на свободу действий национальных властей, вмешательство в семейную жизнь заявителя было несоразмерно преследуемой законной цели.
96. Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
X. Применение статьи 41 Конвенции
97. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если суд установит, что имело место нарушение Конвенции или протоколов к ней, и если внутреннее законодательство соответствующей Высокой Договаривающейся Стороны допускает лишь частичное возмещение, суд, при необходимости, предоставляет потерпевшей стороне справедливое удовлетворение.”
 Ущерб
98. Заявитель требовал 20 000 евро (EUR) в качестве компенсации морального вреда.
99. Правительство утверждало, что иск был чрезмерным и необоснованным и не соответствовал судебной практике Суда. Они утверждали, что заявительнице не следует присуждать компенсацию, поскольку ее права не были нарушены.
100. Суд отмечает, что он установил нарушение права заявительницы на уважение ее семейной жизни в связи с лишением ее родительских прав. Он считает, что она понесла в этой связи моральный ущерб, который не может быть возмещен простым установлением факта нарушения. С учетом конкретных обстоятельств дела суд считает целесообразным присудить заявителю полную сумму, то есть 20 000 евро, в отношении морального вреда, плюс любой налог, который может взиматься с этой суммы.
Издержки и расходы
101. Заявитель не предъявлял никаких претензий в связи с понесенными расходами ни на национальном уровне, ни в суде.
102. Таким образом, суд не выносит никакого решения по этой главе.
Проценты по умолчанию
103. Суд считает целесообразным, чтобы процентная ставка по дефолту была основана на предельной ставке кредитования Европейского центрального банка, к которой следует добавить три процентных пункта.
1. По этим причинам суд, единогласно,
2. Объявляет жалобу приемлемой;
3. Считает, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;
4. Постановляет
(а) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с даты вступления решения суда в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции 20 000 евро (двадцать тысяч евро) плюс любой налог, который может взиматься в отношении нематериального ущерба, который должен быть конвертирован в валюту государства-ответчика по курсу, применимому на дату урегулирования спора;;
(b) что с момента истечения вышеуказанных трех месяцев до момента урегулирования простой процент выплачивается на указанную сумму по ставке, равной предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в период дефолта, плюс три процентных пункта.
Совершено на английском языке и уведомлено в письменной форме 25 февраля 2020 года в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.
|| Смотреть другие дела по Статье 8 ||

Оставьте комментарий

Нажмите, чтобы позвонить